Обстановка в студии становилась нервной, как и на концертах в «Юбилейном». У здания Академической капеллы, где проходила запись, вечно толпились поклонники. Входные двери не закрывались, вахтёр отлучался попить пивка, а в здании не было ни охраны, ни списка гостей. Романтичные русалки вились вокруг барабанщика Пети и путались под ногами. Аппаратура регулярно ломалась, Борис частенько вспыхивал, Сева напрягался, да и остальные музыканты часто раздражались.
Это не афишировалось, но сессия прошла в полувоенном положении. По одну сторону от линии фронта находился Всеволод Гаккель, по другую — остальные ветераны «Аквариума».
«Возможно, у меня тогда был синдром, который соответствовал какому-то психическому отклонению, — признавался Гаккель. — И насмехаться надо мной начинали все. Это не была реакция какого-то одного человека. Я обострённо реагировал, когда реагировали на меня. Это была моя защитная реакция, моё собственное замыкание, которое напоминало шизофрению. Наверное, есть медицинское определение, и какой-то конкретный синдром соответствует такому состоянию».
«Было очень тяжело — Гаккель то приходил, то уходил, — рассказывал Борис. — Я периодически заманивал его обратно, потому что было жалко: группа-то хорошая. “Ну давай ещё раз попробуем!”… Суть конфликтов на “Равноденствии” состояла в том, что Дюша и Сева не очень чисто пели. На ровном месте они начинали орать друг на друга, и дело доходило чуть ли не до драки — вместо того, чтобы заранее выучить свои партии».
Пик конфронтации пришёлся на композицию «Партизаны полной луны». Записывались сразу после обеда, но по факту ничего не получалось. В итоге Всеволод Яковлевич не выдержал и выпалил в лицо Гребенщикову: «Как ты можешь предполагать, что мы это сделаем, не имея времени на репетиции?»
По версии виолончелиста, после его вокального дубля Дюша, Титов и БГ начали вповалку хохотать. Смеялись долго, без тормозов и без пауз. Тогда взбешённый музыкант сунул виолончель в брезентовый чехол и выбежал из студии — прямо на мостик через канал Грибоедова. Фактически этот поступок означал уход Гаккеля из группы.
«Я находился в идеальном расположении духа и безошибочно знал, что именно я делаю, — объяснял мне Гаккель. — Я не связываюсь с идиотизмом… К сожалению, после восемнадцати лет опыта я всё дальше ухожу от этого детектора. Но в то время я абсолютно точно знал, что это — единственный правильный путь, по которому мне следует пройти».
Любопытно, что, когда альбом готовился к переизданию, Жене Гапееву всё-таки удалось найти в архивах «Мелодии» заповедные исходники — широкие километровые плёнки. И после их прослушивания кое-что стало понятно. До этого автору казалось, что звукорежиссёр «Равноденствия» — случайно или специально — отрицал все земные законы звукозаписи. Но, как выяснилось, это было жестоким заблуждением. Гапеев утверждает, что в конечном результате виноваты не музыканты или звукорежиссёры, а устаревшие советские ГОСТы и особенности финальной обработки звука. Не скрою, меня его монолог впечатлил — местами он тянул на научное открытие.
«В студии стояла допотопная аппаратура, в которой не применялись системы шумопонижения, — терпеливо разъяснял ситуацию звукореставратор “Отделения ВЫХОД”. — На этой сессии использовалось много струнных инструментов, и если просто записывать ансамбль, то на плёнке постоянно будет что-то шипеть. На самом деле Гурджи нормально всё зафиксировал, но на записи в геометрической прогрессии росли шумы. Я думаю, что в конце их решили “пригасить” и срезали все верха. Или включили фильтры плюс аналоговые шумодавы — и звук резко просел».
Несмотря на то что Гребенщиков охарактеризовал работу на «Мелодии» как «полный кошмар», многие поклонники восприняли пластинку восторженно. Согласиться с ними непросто. До этого почти все альбомы, даже сравнительно неудачные, были едины, как будто высеченные из куска мрамора. Но камень, использованный для создания «Равноденствия», оказался пористым. В этих песнях присутствуют моменты нереальной красоты, и порой кажется несправедливым, что на этом диске «Аквариум» чаще терпит неудачу, чем побеждает.
ИЗГИБЫ ЭПОХИ
«Лучше бы её совсем не открывали, эту Америку».
Ранним декабрьским утром Гребенщиков обнаружил себя в кресле серебристого лайнера «Аэрофлота», вылетавшего в Нью-Йорк. В кармане лидера «Аквариума» лежал новенький загранпаспорт, в котором красовалась виза на трёхнедельное пребывание в Соединённых Штатах Америки. Ситуация в тот момент выглядела не очень правдоподобной и смахивала на шпионский детектив. Но обо всём по порядку…
За год до этого Джоанна Стингрей презентовала двойной диск Red Wave своим американским приятелям Кенни Шафферу и Марине Алби. Будущая супруга гитариста «Кино» и представить не могла, что эффект от этого скромного подарка окажется гораздо большим, чем, например, от курения на бензоколонке.