Аквариумная любовь

Опять двадцать пять. Опять это чертово взаиморастворение.

В замке поворачивается ключ. В комнату входит Йоуни. На нем темные очки, в зубах — сигарета.

— Чао, — говорит он низким голосом и останавливается у дверей, прислонившись к косяку.

Я бросаюсь через всю комнату и падаю в его в объятья. Он крепко прижимает меня к себе, так что на бедрах остаются синяки.

— Боже мой, как же я по тебе соскучился! — говорит он.

Мы принимаем душ, съедаем все, что есть в холодильнике, болтаем без умолку. Я рассказываю ему о свадьбе, он мне об интервью с каким-то английским писателем. Все снова встает на свои места. Какой же он все-таки замечательный! Сколько в нем терпения, как быстро он забывает все плохое. У нас обязательно все получится. Иначе просто и быть не может…

Только вот притвориться не получается, уж слишком далеко все зашло…

Йоуни засыпает, как только его голова касается подушки. В темноте я долго рассматриваю его лицо. Оно такое нежное и чистое — даже не верится, что ему уже тридцать. Нижняя губа с трещинкой посередине, прыщик на подбородке.

— Ох, Йоуни, Йоуни — шепчу я.

Он обнимает меня во сне.

Утром Йоуни дарит мне плюшевую пантеру. У меня день рождения. Мне исполняется двадцать четыре. Он протягивает мне конверт. Внутри лежит билет в Будапешт.

— Это еще что? — спрашиваю я.

— По-моему, нам давно пора куда-нибудь съездить, проветриться. А то все время на нервах… Отдохнем, придем в себя.

— Откуда ты взял деньги?

Йоуни улыбается:

— Удовлетворил парочку домохозяек-извращенок. Грязное дело, надо сказать.

— Черт тебя побери, Йоуни…

Он наливает мне бокал коньяку, приносит его в постель и нежно гладит меня по спине, пока я смакую коньяк.

Все это ужасно приятно. Он уже давно не ласкал меня таким образом.

Вдруг он хватает меня за руки и привязывает их ремнем к спинке кровати. Потом резко переворачивает меня на спину.

— Не шевелись, — тихо говорит он. Я закрываю глаза. Он двигается по комнате и что-то ищет.

Потом возвращается. Скрипит кровать, шуршит простыня. Его голос гулко отдается в моей голове. Мягкая ткань ложится мне на глаза. Йоуни завязывает крепкий узел на затылке.

Я начинаю заводиться. Кожаные ремни врезаются в запястья, я чувствую, как пульсирует кровь в венах. Вокруг меня лишь темнота и шелест. Йоуни приподнимает меня, моя спина прогибается. Рука Йоуни медленно скользит по моей спине, все ниже и ниже. Я вздрагиваю и с трудом сдерживаю стон.

— Тихо, — говорит Йоуни. Неожиданно он задирает на мне юбку.

Его рука скользит по бедру, другой рукой он держит меня за волосы.

— Знаешь, что надо с тобой сделать? — шепчет он.

Я испускаю чуть слышный стон.

— Тебя надо запереть в темной комнате, привязать к столбу и заставить тебя сосать часами…

— Да, да, да!

Я трусь о спинку кровати, металлическая пряжка ремня бряцает о железо.

— А что потом, что потом? — кричу я в темноту, изнемогая от желания. Вот он, тот момент, вот оно, наслаждение. Сейчас, сейчас… Мое влагалище — словно наполненный медом цветок, и дрожащие на ветру ниточки-тычинки, и…

Йоуни резко встает и выходит из комнаты. Дверь с шумом захлопывается. Я замираю. Что случилось? Он пошел за чем-нибудь? Это часть игры? Проходит минута за минутой, и я понимаю, что игра окончена.

Я распутываю узел, связывающий мои руки. На запястьях остаются красные следы. Я сдвигаю на лоб повязку и понимаю, что это плавки Йоуни. Поднимаю глаза и вижу себя в зеркале напротив. На голове — ярко-желтые плавки. Мое лицо раскраснелось от страсти и кажется обгорелым, глаза выпучены, как у беспомощной Красной Шапочки. Есть чего испугаться.

Срываю с себя дурацкие плавки и неподвижно сижу на кровати. Сижу нагая и слушаю, как Йоуни беспокойно ходит в соседней комнате. Потом он возвращается, держа в руках сигарету и бокал вина.

— Что случилось? — тихо спрашиваю я.

На его лице отрешенное выражение. Он стряхивает пепел на пол и ставит бокал на стол.

— Мне стало страшно.

— Почему?

Он не отвечает. Он встает, подходит к окну и долго смотрит на улицу.

Потом продолжает:

— Я тебе не подхожу.

— Что значит не подходишь?

Я повышаю голос.

— Что значит не подходишь? Я не хочу никого другого!

— Другого ты, может, и не хочешь, — отвечает Йоуни спокойным мягким голосом, — но ты хочешь, чтобы для тебя постоянно придумывали всякие спектакли… А мне этого не надо. Мне достаточно того, чтобы ты была рядом.

— Господи боже мой!

Мой голос срывается. Я знаю, что плакать нельзя, и все же плачу. Меня охватывает животная, безумная, неистовая ярость, какая бывает только в детстве, когда у тебя во дворе отнимают конфету и, дразня тебя, трясут ею прямо перед твоим носом.

— Ну и катись к черту! — кричу я.

Йоуни только горько улыбается.

— Какого хрена ты тогда изгаляешься надо мной, если тебе так страшно? Я тебе не подопытный кролик!

— Я просто хотел, чтобы тебе было хорошо.

— И ты в этом преуспел!

Йоуни отворачивается, поднимает стакан и большими глотками пьет вино, театрально откинув голову.