Акведук на миллион

Старый граф и его гость рассмеялись какой-то, понятной им двоим шутке, но неизвестный смотрел с таким добродушием, что мне и в голову не пришло обидеться. Александр Сергеевич подвел меня к столу, заваленному ветхими от времени бумагами, судя по виду, извлеченными из какого-то всеми забытого архива.

— Друг мой, представьтесь как следует, — попросил старый граф гостя.

— Яков Иванович Репа, — улыбнулся тот. — Штабс-капитан в отставке.

— Граф Воленский Андрей Васильевич, — ответил я. — Поручик в отставке.

— Присаживайся, Андрюша, присаживайся. — Александр Сергеевич взял меня за руки и потянул вниз.

Я опустился в кресло и навалился грудью на подлокотник, чтобы уменьшить нагрузку на недавние раны.

Старый граф переживал из-за моей размолвки с его сыном и наверняка взялся бы уговаривать помириться, если бы не присутствовавший Яков Иванович. Я любил Александра Сергеевича и простил бы Поло, только чтобы не огорчать его отца.

— Как твои дела? Чем занят? — спросил старый граф.

Я развел руками.

— Послушай, Андрюша, ты мог бы поработать с нами, мы вдвоем не справляемся, — промолвил он, указав на кипы пожелтевших бумаг.

— А что это? — Я насторожился.

— Ты знаешь, голубчик, — вздохнул старый граф, — в петербургских тюрьмах столько народу томится. Почти пять тысяч дел.

— Четыре тысячи восемьсот сорок пять, — уточнил Яков Иванович.

— Многие совершенно безвинные, — продолжил старый граф. — А дела их не рассматриваются годами.

— Ах, так это дела и есть, — догадался я.

Граф Александр Сергеевич занимался ревизией заключенных. А привлекая меня к своему делу, он добивался обходным манером и еще одной цели — примирить меня с Поло: а куда бы я делся, работая в их доме?!

Честно говоря, я и сам не собирался долго дуться на Павла Александровича, но хотел хоть чуть-чуть выдержать характер. А старому графу относительно его занятий решил высказаться начистоту.

— Александр Сергеевич, Яков Иванович, — начал я. — Вы заняты благородным делом, но боюсь, что ваш кропотливый труд пропадет втуне. Сами судите. Сколько невинных человек удастся вам спасти из пяти тысяч несчастных? Десять? Двадцать? Пусть даже сто! А за это время в застенки попадут новые тысячи! Тут, Александр Сергеевич, нужно действовать…

Я хотел сказать «масштабно», но умолк, испугавшись, что произнесенное вслух слово обидит старого графа и штабс-капитана Репу. Они, пожалуй, решат, что я их занятие мышиной возней считаю. И я лишь потряс руками, изобразив, как нужно действовать, и чуть не взвыв от боли, поскольку, лишившись опоры, сполз на иссеченные ягодицы.

— Андрей Васильевич тысячу раз прав, — поддержал меня Яков Иванович. — Он молод, у него полно сил, энергии! Глупо тратить молодость на бумажную волокиту.

Я взглянул на штабс-капитана Репу с благодарностью. А про себя стал прикидывать: сколько же ему лет? Внешность столь представительных господ, как он, зачастую обманчива. В молодости они выглядят старше своих лет, зато в зрелых годах полнота разглаживает морщины, преуменьшая истинный возраст. Я решил, что господину Репе лет сорок — сорок пять. Не так уж и стар.

— Нельзя талант закапывать в землю, — назидательным тоном произнес старый граф. — Вот тебе, Яков, с твоей памятью на числа место в Министерстве финансов! Я обещал и обязательно добьюсь твоего назначения…

— Да что вы, право, — смутился Яков Иванович.

— Не все же тебе благотворительностью заниматься. Это удел стариков. Вот выйдешь в отставку, будут окружать тебя дети, внуки, тогда и вернешься к этому занятию. А пока есть силы, молодость…

— Да уж какая молодость, — отмахнулся отставной штабс-капитан. — Да и претендентов там без меня хватает…

Последние слова он произнес с некоторым сожалением, и я понял, что втайне Яков Иванович лелеет мысль о карьере на финансовом поприще.

— А тебе, кстати! — Александр Сергеевич повернулся ко мне. — Не пойти ли на службу в Министерство юстиции? Ты бы смог в полном объеме применить свои силы! Я бы поговорил с Гаврилой Романовичем…

— Покорнейше благодарю, Александр Сергеевич, — ответил я.

Голос прозвучал несколько резко. Но, признаться, теперь забота старого графа обижала меня. Я был противником официальных должностей, и Александр Сергеевич знал об этом. Собственно, и размолвка с Поло вышла из-за того, что тот вместе с графом Кочубеем возглавил Министерство внутренних дел. Я полагал, что действительные реформы можно провести, лишь оставаясь членами негласного комитета, не связывая себя по рукам и ногам устоявшейся рутиной.

На словах друзья соглашались со мной, но с месяц тому назад государь объявил манифест об образовании министерств, и одновременно для каждого из них сыскалось теплое местечко: Кочубей стал министром внутренних дел, Поло — товарищем, а Новосильцев получил должность статс-секретаря его величества, оказавшись по сути выше всех министров и членов Сената. Из всей партии молодых людей только Чарторыйский отказался от назначений. Правда, я подозревал, что князь Адам выторговывает себе особые условия.