Аквинат

Природные вещи занимают срединное положение между божественным знанием и нашим знанием. В самом деле, мы принимаем знание от природных вещей, для которых Бог, через его знание, является причиной. Поэтому как природные познаваемые вещи предшествуют нашему знанию и служат для него мерой, так божественное знание предшествует природным вещам и служит для них мерой. Точно так же некий дом есть среднее между знанием строителя, его построившего, и знанием того, кто принимает знание о доме от него самого, когда он уже построен⁸⁴.

Следовательно, когда Аквинат говорит, что божественное знание обладает причинностью, он не имеет в виду, что акт божественного познания порождает в качестве производящей причины познаваемое Богом. Скорее, он имеет в виду, что божественные идеи служат формальными причинами вещей, которые Бог творит или может сотворить. Вот почему Фома не смущается одновременно утверждать (что он и делает в следующем пассаже), что божественное знание служит причиной познаваемого Богом, и что Бог познает вещи, которые не существуют, потому что Бог не произвел их к бытию:

Знание в божественном интеллекте так относится к вещам, как знание ремесленника к продуктам ремесла, поскольку он через свое знание выступает причиной вещей. Но ремесленник, познавая свое ремесло, познает и то, что еще не изготовлено… Стало быть, ничто не препятствует тому, чтобы в знании ремесленника пребывали и те формы, которые пока не произведены вовне. А значит, ничто не препятствует и Богу иметь знание о том, чего еще нет⁸⁵.

Если божественное знание есть формальная причина вещей, то причинность, о которой идет речь, в отличие от производящей причинности, совместима с не-существованием вещей. Причиняемое производящей причинностью выводится в бытие; но формальная причина есть просто форма вещи, которая может начать или не начать существовать, в зависимости от того, выводится ли она в бытие действием производящей причины или нет.

Эти соображения выявляют ошибочность атрибуции Аквинату как допущения А, так и допущения В, упомянутых выше. Мы показали, что для Аквината причинное действие божественного знания есть формальная, непроизводящая причинность; следовательно, он не придерживается допущения А. Но по тем же причинам очевидно, что Аквинат не придерживается и допущения В. Средневековые философы, включая Фому, любили дистинкцию материи – формы и, вообще говоря, стремились прилагать ее ко всему подряд; но когда они это делают, они выражаются фигурально, а не буквально и строго.

В строгом и собственном смысле формальная причина вещи – это форма сущего, представляющего собой либо форму, либо соединение материи и формы. Но все то, что является формой или композитом из материи и формы, есть либо субстанция или артефакт, либо часть субстанции или артефакта. Действия, события и состояния дел не являются ни субстанциями, ни артефактами, ни частями того или другого. Не существует ремесленников, изготовляющих состояния дел; и строители возводят артефакты, а не события или деяния. Таким образом, форма дома в уме строителя есть причина существования дома, но не причина связанных с домом состояний дел, например, его ветхости, или связанных с домом событий, например, его разрушения при пожаре. Следовательно, формальные причины суть причины таких вещей, как субстанции и артефакты; они не могут причинять действий, событий или состояний дел.

Стало быть, ошибочно также приписывать Фоме допущение В. Формальная причинность, свойственная божественному знанию, выступает формальной причиной вещей, обладающих формами. Разумеется, если мы в совершенстве знаем форму вещи, мы в силу этого знаем и те черты вещи, которыми ее наделяет форма. Строитель, в совершенстве знающий форму дома, знает, например, как много людей может безопасно находиться в нем. Но остается верным и то, что форма дома в уме строителя не является причиной обрушения дома, если в него набьется слишком много людей.