Аквитанская львица

— Вы даже не понимаете, государь, на что толкает вас супруга, юная королева, — он был очень серьезен, этот полуопальный советник. — Сколько я приложил усилий еще при вашем отце, да хранит Господь его душу, чтобы помирить графов Шампани и Вермандуа. Их распря длилась десятилетиями, поймите это! Граф Шампани — один из самых влиятельных ваших вассалов! У него огромные земли, за ним — большая сила. Если вы своей волей устроите этот развод, он немедленно повлечет за собой разрыв между вами и Тибо Шампанским. И церковь, Людовик, церковь будет целиком на стороне графа.

— Значит, святой отец, вы не видите выхода из этой ситуации?

— Выход только один — убедить королеву не ходатайствовать за сестру и усмирить пыл влюбленных. А еще лучше — отдайте юную Петрониллу за одного из ваших братьев. И вразумите великого сенешаля. Не дайте сделать себя жертвой его похоти. Это было бы неразумно, Людовик. — Он немного помолчал. — Ваш отец одним ударом разрубил бы этот узел.

— Мой отец! — горько усмехнулся молодой король. — Я — не он. И я смотрю на мир своими глазами. А если они и впрямь влюблены? И не могут жить друг без друга? Если Раулю опостылела его жена? Разве не для того у меня королевская власть, чтобы делать людей счастливыми? Близких мне людей. И почему бы Тибо Шампанскому не принять мою волю?

Взглянув на своего воспитанника, Сугерий тяжело вздохнул. Людовик, при добром сердце, был упрям с младых ногтей. И если что-то было не по-его, он превращался в маленького ослика. Да-да. В упрямого маленького осла.

— Поступайте, как знаете, сын мой, — сказал Сугерий. — И да благословит вас Господь.

На том они и расстались. Вернувшись в Париж, во дворец на остров Сите, Людовик призвал к себе великого сенешаля двора и, когда они остались наедине, спросил:

— Рауль, ответьте мне честно, вы любите Петрониллу?

— Безумно, мой государь, — опустив голову, ответил граф.

— Это страсть… или?

— Или, государь. А вернее, и то и другое. Я думаю, вам известно подобное чувство.

Да, он наступил на больное место своему королю! Кому как не Людовику была ведома эта мука. Молодой король россыпью перебирал пальцами по подлокотнику своего золоченого трона. Если бы ему кто-нибудь приказал, чтобы он бросил Алиенору ради политических игр, он вытащил меч и с удовольствием заколол бы наглеца.

Людовик испытующе взглянул на великого сенешаля. И тот опустился перед ним на одно колено:

— Умоляю вас, государь…

В Людовике говорили разные чувства: гордость за победу в Пуатье и унижение за Тулузу. Он видел триумф и ощутил на своей шкуре падение. И то и другое только подогревало тщеславие молодого короля — он должен доказать себе и другим, что его власть на земле велика. Почти безгранична — по крайней мере, на вверенных ему Господом землях.

В ближайшие дни Людовик послал за тремя епископами своего домена — Ланским, Санлисским и Нуайонским. Он объяснил им причину вызова и пообещал хорошо наградить их, если они найдут причину для развода Рауля де Вермандуа с племянницей Тибо Шампанского. Кстати, тоже Алиенорой.

Епископы покачали головами, переглянулись, обещали подумать за трапезой. Им не мешали. Епископы трапезничали долго, с расстановкой. И впрямь, куда им было торопиться, когда на столе каплуны и перепела, рыба и сыры, пироги и вина? В середине трапезы трое священников высокого ранга попросили принести им генеалогические древа супругов — Рауля и его жены. Великий сенешаль, который покусывал ногти, меря шагами покои дворца, немедленно послал своего пажа с необходимыми бумагами к трем мудрецам.

К концу трапезы приговор браку великого сенешаля и Алиеноры Шампанской был вынесен.

— Супруги состоят в такой степени родства, государь, — утирая губы после жирной пищи, сказал старший из прелатов, епископ Санлисский, — какую канонические законы считают недопустимой.

Король удовлетворенно кивнул. Недолго думая, трое епископов тут же письменно расторгли брак и в этот же день — а что терять понапрасну время? — обвенчали влюбленных. Рауль де Вермандуа не верил своему счастью, Петронилла была на седьмом небе. Во время венчания в дворцовой часовне королева Алиенора с благодарностью смотрела на мужа, а король с чувством выполненного долга слушал мессу. И поглядывал по сторонам, наслаждаясь ощущением собственного превосходства над другими смертными. Победа оказалась легкой, как перо, случайно упавшее с неба в протянутую ладонь.

Ничто не укололо сердце молодого короля, ничто не напомнило ему предостерегающих слов Сугерия. Лишь голос алчной гордыни, на время пресытившейся, пел ему свою убаюкивающую песню.

Вызов Тибо Шампанскому, одному из крупнейших землевладельцев Франции, был брошен. Звонкая и обидная вышла пощечина! Граф Шампани от ярости задохнулся, когда дорогая его сердцу племянница, упав ему в ноги, рассказала о кознях мужа, которого всецело поддерживали король, а главное — королева.

— Она — ведьма, дядюшка, ведьма! — в голос ревела в объятиях Тибо Шампанского взрослая племянница. — Они околдовали его! Как теперь мне жить?! — Алиенора Шампанская и впрямь была в отчаянии. — Я уйду в монастырь!