Аквитанская львица

Всего пятнадцать лье отделяли роковую вершину Кадмской гряды и берега Анталии, но по этой горной дороге крестоносцы шли целых пятнадцать суток. Турки нападали ежедневно — и почти весь путь проходил под их стрелами. Перед смертью все оказались равны, как перед Господом Богом. Сословия примирились друг с другом — и знатные, и бедные, все шли рука об руку. Только так оставалась возможность сохранить дисциплину и строй. Охрану каравана с позволения короля взяли на себя Эврар де Бар и его тамплиеры. Аквитанцы пуще других рвались в бой — они желали кровью смыть нечаянный позор. И Жоффруа де Ранкон был среди них одним из первых. В этом переходе погибло много южан, так что досталось всем.

Север и юг уравнялись на весах жизни и смерти.

За эти пятнадцать суток французы потеряли еще десять тысяч убитыми, погибшими от голода и ран. Но все же армия, хоть и наполовину поредевшая, оказалась сохранена. И выжила часть паломников, путь которых ко Гробу Господню оказался так труден и страшен.

Когда изголодавшиеся, лишенные сил крестоносцы с дороги, обвивавшей последнюю из преодолеваемых ими вершин, увидели далекий краешек Средиземного моря, им показалось, что они увидели краешек рая.

Но как горько они ошибались!

Греки были верны себе — Анталия открыла ворота только Людовику и его свите. Двадцатишестилетний король был уже совсем иным человеком, чем тот, который въезжал пятью месяцами раньше в Константинополь. Из мальчика Людовик Седьмой превратился в мужа еще под Витри, теперь это был государь, осознавший свою силу, грозный и властный. Даже, несмотря на изможденный вид, гроза читалась и в его взгляде, и в жестах, и в голосе.

— Пошлите гонцов к императору Мануилу с просьбой прислать нам корабли, — раздраженный осторожностью греков, сказал он правителю Анталии, пышнотелому ромею в богатой тоге. — Сегодня же.

— Сколько же вам надобно кораблей, государь? — спросил грек.

— Ровно столько, сколько необходимо для переправы всех паломников, которых я веду в Святую землю. И еще я прошу накормить всех крестоносцев и бедных людей. Я хочу, чтобы они были сытыми каждый день, пока не придут корабли императора.

— Но ваших людей очень много, государь, — заметил правитель Анталии.

— И, тем не менее — накормите их. Вы, кажется, тоже христианин?

Ромей поклонился и пообещал выполнить все просьбы короля франков.

Все эти дни Людовик ходил по берегу моря и смотрел вдаль, точно так он заклинал судьбу: как можно скорее призвать к берегам Анталии корабли басилевса. С Алиенорой они почти не говорили. Королева ожила от того потрясения, которое испытала во время бойни в Кадмских горах, когда обнаружила рядом с собой тело камеристки, убитой турецкой стрелой. И тот ужас двухнедельного пути, когда стрелы то и дело выбивали рыцарей и солдат, защищавших ее своей грудью и спинами.

Она тоже часами сидела на берегу, и оставшиеся в живых менестрели перебирали струны своих виол и пели грустные песни — и эту музыку подхватывали волны и несли далеко на запад. Может быть, к берегам родной Аквитании?

Две трети дворцов на колесах осталось на горных дорогах Анатолийских гор. Окружение благородных дам поредело — многие лишились большей части своих фрейлин, камеристок и прочих служанок. А иные аристократки и сами почили в пределах злосчастной горы и на дне ее пропасти.

Великое приключение обернулось страшной бедой, и теперь все эти женщины лечили свои души легким шумом анатолийского прибоя и видом далекого синего горизонта. Никому не хотелось оборачиваться назад, где были горы. Слишком много горя, связанного с вершинами, уже неизбывно поселилось в их сердцах. И если бы сейчас им предложили выбор: отправиться домой в благословенную Францию или продолжать путь, большинство выбрало бы возвращение домой. Но они сами увязались за своими мужчинами, и теперь им предстояло идти дальше — к Святой земле.

Вот уж верно, что крест, то крест.

Через месяц в Анталию прибыла флотилия из Константинополя. Дождались-таки! Но, разглядывая ее с берега, Людовик еще издалека удивился малочисленности выделенного ему флота. И когда корабли встали на якорь и капитан головного судна сошел на берег, первым вопросом короля было:

— Почему так мало кораблей? Мы и половины не посадим на них!

Но капитан-грек, препоясанный широким кожаным ремнем с кривой саблей на левом боку, только пожал плечами:

— Надо спросить у офицера, которого посылал наш правитель, ваше величество.

Людовик спросил у офицера, но тот переадресовал его самому правителю Анталии. А последний, в своем дворце, только пожал плечами, что означало: все вопросы к императору. Понятно, спросить у самого Мануила Комнина, как и почему вышла накладка, не представлялось никакой возможности. Первый раз Людовик пожалел, что не послушался епископа Лангрского и не осадил Константинополь.

Но выбирать не приходилось — и от королевского гнева количество кораблей увеличиться вряд ли могло.

— Мы пойдем сушей, — сказал Людовик на военном совете, в скромном дворце, выделенном ему правителем Анталии.