Аль-Амин и аль-Мамун

Фатима сделала знак рукой, чтобы девушка приблизилась к ней. Когда Маймуна нагнулась, старуха поцеловала и погладила ее лицо. Затем она стала бормотать что-то невнятное. Заметив, что ее не понимают, она указала рукой на черное платье девушки, словно порицая ее за траурный наряд. Маймуна сразу поняла, что Фатима велит ей переодеться, и послушно кивнула головой. Теперь настал черед Аббады, стоявшей поодаль, подойти к постели Фатимы. Бехзад сказал:

— Матушка, а это Умм аль-Фадль, мать Джафара, Может быть, ты ее знаешь?

Фатима остановила свой взгляд на Аббаде и постаралась улыбнуться, словно говоря: «Я припоминаю ее».

— А я знала Фатиму еще во времена моей юности, — сказала Аббада, нагнувшись и поцеловав мать Бехзада. Фатима провела рукой по ее лицу и пошевелила губами, словно целуя, но тут силы покинули ее, лицо застыло и из груди вырвался предсмертный хрип. Все поняли, что началась агония. Однако умиротворенная улыбка не сходила с ее уст до самого конца. Все видели, как задрожали ее веки, и она испустила дух. Раздались громкие рыдания.

На следующий день явился Сельман, он принес голову аль-Амина и, исполняя последнюю волю Фатимы, они погребли все три головы вместе с усопшей.

Глава 72. Для изменника нет друзей

Спустя некоторое время Бехзад сочетался законным браком с Маймуной. Сельман стал главой общины хуррамитов. Он вновь напомнил Бехзаду, что тот обещал ему посредничество в сватовстве к дочери аль-Хасана, Буран. Бехзад согласился ему помочь, и на следующий день они прибыли во дворец аль-Фадля Ибн Сахля. Аль-Фадль находился на вершине успеха. Он добился от аль-Мамуна передачи халифского трона после смерти Али ар-Риде и теперь приобрел столь сильное влияние при дворе, что халиф не решал без него ни одного дела. Когда привратник доложил, что у ворот стоит Бехзад со своим другом, он велел их впустить. В этот день у аль-Фадля собралось большое общество. Здесь были именитейшие горожане, высокопоставленные сановники и прославленные полководцы, не доставало лишь брата аль-Фадля, аль-Хасана, который, как нам известно, отбыл в Багдад. Когда в дверях появился Бехзад, аль-Фадль поздоровался с ним и усадил подле своего ложа. Сельману он указал место рядом со знатными сановниками, и тот, нисколько не смутившись оказанной ему высокой чести, сел. Затем визирь осведомился у Бехзада о новостях. Бехзад рассказал, что он только что вернулся из столицы, где был свидетелем победы Тахира.

— А ты был в Багдаде в тот день, когда убили аль-Амина? — спросил аль-Фадль.

— Да, мы были вместе с моим другом Сельманом и видели голову аль-Амина, выставленную на пике над стеной Бустана.

— Заслуженная кара для такого тирана! — самодовольно усмехнулся аль-Фадль.

Затем визирь занялся государственными делами, а Бехзад и Сельман стали дожидаться конца собрания. Наконец к полудню оно окончилось и все разошлись. Остались лишь Бехзад, Сельман и аль-Фадль.

— «Мастер обоих искусств», я пришел к тебе со своим другом Сельманом, — обратился Бехзад к аль-Фадлю. — Он совершил множество чудес за то время, что провел в Багдаде, и оказал неоценимую помощь как своим умом, так и мечом в осуществлении наших общих замыслов.

— Я назначу его наместником какой-нибудь большой провинции, — улыбнулся аль-Фадль, — или он, вроде тебя, не нуждается в должностях?

— Ты окажешь ему великую честь, если сделаешь его наместником, — Бехзад почтительно склонил голову. — Однако я бы хотел, чтобы ты проявил к нему благосклонность как равный к равному.

— Чего же ты хочешь? — удивился аль-Фадль.

— Чтобы ты женил его на своей племяннице.

Аль-Фадль помолчал некоторое время, а затем спросил:

— А на какой же из дочерей моего брата он хочет жениться?

— На Буран…

Аль-Фадль удивленно вскинул брови и переспросил:

— Он хочет жениться именно на Буран?

— Да, с твоего соизволения я прошу для него Буран. Он вполне достойный человек.

— Мне тяжело тебе отказывать, Бехзад, но она помолвлена с другим.

Бехзад решил, что аль-Фадль имеет в виду их прошлый разговор о Буран, и захотел объяснить визирю, что он уже женат, но Сельман опередил его:

— С кем же помолвлена Буран?

Аль-Фадль бросил недовольный взгляд на Сельмана.

— Она помолвлена с самым великим человеком в нашем халифате, — важно сказал он.

Сельман понял, что аль-Фадль имеет в виду аль-Мамуна. Таким образом его надежды жениться на Буран рушатся! Преисполненный гневом Сельман воскликнул:

— Кажется, «мастер обоих искусств» начинает забывать о своих обещаниях!

— Что ты имеешь в виду?

— Разве мы ни о чем не договаривались с тобой?

— Когда это было? — раздраженно спросил аль-Фадль.

— Так мне напомнить тебе?

— Говори…

— Мы с тобой договаривались об этом еще когда ты ради собственной выгоды решил отречься от веры своих отцов и перейти в ислам. Тогда ты не обладал никакой властью, а Буран была маленькой девочкой. Теперь же ты «мастер обоих искусств» и могущественный властитель. Я прошу тебя вспомнить о нашем разговоре. Я ведь выполнил свое обещание, так неужели ты не выполнишь своего?

Последние слова Сельмана вызвали краску гнева на лице аль-Фадля.