Алая аура протопарторга. Абсолютно правдивые истории о кудесниках, магах и нечисти самой разнообразной

Да, наверное, всякой державе Бог судил совершить строго определённое количество нелепостей. Диву порой даёшься: вроде бы и народ уже весь под корень спился, и власть прогнила, а страна стоит себе и не рушится. Стало быть, не вся ещё дурь исчерпана. А бывает и наоборот: вроде бы и броня крепка, и танки быстры, но вот, глядишь, отчинил кто-нибудь ту крохотную последнюю бестолковщину – и где он, Вавилон? Где она, Ниневия?

В обломках. Жуткое зрелище. Кого-то придавило, кто-то, сам того не чая, очутился сверху. Непридавленные оглядываются ошалело и, быстренько смикитив, что к чему, уговариваются считать случившееся славной победой. В ответ из-под развалин державы доносится приглушённый мат большинства. Но тут на руинах, подобно сорнякам, успевает подрасти юное поколение, ничего другого не видевшее. Эти поверят во что угодно. Даже в то, что приход криминала к власти и есть подлинное торжество свободы.

И отсчёт глупостей вновь начинается с нуля…

Нечто знакомое ласково коснулось слуха. Влас выпал из раздумий и осознал внезапно, чего ему так не хватало в Понерополе. С того самого момента, когда беглец выбрался из автобуса, его одолевало странное ощущение нереальности происходящего. Влас как будто оглох, но оглох, если можно так выразиться, частично. Некий внутренний голос тревожно нашёптывал ему: что-то не то, что-то вокруг не то… Но что именно?

Теперь он понял.

Слуха коснулось первое матерное слово. И не просто слово, а заключительная часть сложнейшего многоэтажного оборота, произнесённого ломающимся детским голосом.

Влас замер, затем пошёл на звук.

Четверо подростков стояли кружком возле окольцованного узорчатой решёткой древесного ствола и обменивались с запинкой чудовищными площадными ругательствами, то и дело при этом сверяясь с планшетами.

– К зачёту готовитесь? – несколько натянуто пошутил Влас.

Школьники сердито поглядели на подошедшего.

– Митирогнозию завтра сдавать… – буркнул один.

Ну вот! А ведь действительно хотел пошутить…

– Ну… ни пуха ни пера, – ещё более натянуто пожелал Влас.

В ответ один из подростков раскрыл розовые пухлые губы и вместо канонического «к чёрту» выдал в рифму такое, что уши чуть не свернулись. Отличник, наверное.

– Достали уже этой митирогнозией, – пожаловался другой. – Скорей бы сдать и забыть…

Влас постоял, поморгал и двинулся дальше. Надо же – сдать и забыть… Хотя, с другой стороны, логику вон тоже учат и сдают, а сдавши – выкидывают из головы и никогда больше ею не пользуются.

* * *

Аверкий Проклович ожидал Власа на скамейке в сквере. Журчал фонтан, в разрыве между кронами виднелся треугольный фронтон с профилем Пушкина.

– И всё-таки я с вами не согласен, – объявил Влас вместо приветствия.

Раздрай поглядел на воинственного юношу с любопытством:

– Да вы присаживайтесь, присаживайтесь, Влас…

Влас присел.

– И в чём же вы со мной не согласны?

Сказать «во всём» было бы невежливо, пусть даже и честно. И Влас решил зайти издалека:

– Что производят в Понерополе?

– В смысле?..

– Как тут вообще с промышленностью, с сельским хозяйством? Вы же смотритель краеведческого музея – должны знать…

– Боюсь, что с промышленностью у нас неважно, – опечалившись, ответил Раздрай. – Заводы, фабрики… Всё либо остановлено, либо на грани останова… Чувствуете, какая свежесть в воздухе?

– Вот! – сказал Влас. – Этого-то я и не понимаю. Заводы остановлены, все друг у друга что-то переворовывают, а откуда оно берётся?

– А в Суслове? – поинтересовался старичок.

– Что в Суслове?

– В Суслове с промышленностью как?

Влас Чубарин осёкся, свёл брови.

– Да в общем так же… – с некоторым даже удивлением проговорил он.

– То есть все что-то перепродают, а откуда оно берётся, тоже неизвестно?

Влас не нашёлся что ответить.

– Вы перепродаёте, мы переворовываем, – задумчиво молвил Раздрай, – причём граница между этими двумя деяниями подчас неуловима… Знаете, для меня это тоже загадка.

Играючи загнал оппонента в тупик, однако успеха развивать не стал. Видимо, полагал это ниже своего достоинства.

– Зашёл сейчас в скупку, – жалобно поведал Влас, так и не дождавшись продолжения, – а там из краденого одна фляжка… Вот. То есть у вас даже и с воровством неважно?

Раздрай вздохнул.

– Возможно, я выдаю государственную тайну, – удручённо молвил он, – однако уровень преступности у нас, представьте, самый средненький. Ничего выдающегося, в чём легко убедиться, оглядевшись по сторонам…

И он действительно огляделся. Видя такое дело, огляделся и Влас. Фонтан. Фронтон. Вычурная низкая ограда.

– И что? – снова повернулся он к Раздраю.

– Райцентр, – безнадёжно произнёс тот. – А вот будь народ поамбициознее и воруй по-настоящему, здесь был бы Каир. Или Чикаго… Архитектура, Влас, может поведать о многом. Чем больше строят, тем больше крадут. И наоборот: чем больше крадут, тем больше строят. Честный народ хоромы возводит редко…

– Но у вас же здесь всё разрешено… – напомнил Влас.