Алая буква

Согласно некоторым версиям этой истории, был заключен контракт, заверенный подписями и печатью в присутствии свидетелей. Иные говорили, что Мэттью Мол удовлетворился соглашением, в котором мистер Пинчеон делал свою честь и благородство залогом выполнения означенных условий. Затем джентльмен потребовал вина, которое выпил вместе с плотником, подтверждая сделку. Во время всего предыдущего разговора и последующих формальностей старый пуританин на портрете настойчиво демонстрировал призрачное недовольство, но тщетно. Разве что мистер Пинчеон, отставляя опустевший бокал, мельком подумал, что дед на портрете хмурится.

– Этот шерри для меня слишком крепок и уже начал воздействовать на сознание, – заметил он, глядя на картину. – По возвращении в Европу я буду пить лишь тонкие сорта вин Италии и Франции, лучшие из которых не переносят даже перевозки.

– Милорд Пинчеон может пить любое вино, когда пожелает, – ответил плотник, словно догадавшийся об амбициях мистера Пинчеона. – Но вначале, сэр, если желаете получить потерянный документ, я должен просить о небольшом разговоре с вашей прекрасной дочерью Эллис.

– Ты обезумел, Мол! – надменно воскликнул мистер Пинчеон, теперь, наконец, позволив ярости смешаться с гордостью. – Какое отношение моя дочь может иметь к подобным делам?

Поистине, это новое требование плотника поразило владельца Дома с Семью Шпилями куда сильнее спокойного предложения отдать свой дом. В первом требовании был хотя бы приемлемый мотив, последнее же не обладало ничем подобным. И все же Мэттью Мол упорно настаивал на том, чтобы позвать юную леди, и даже дал понять ее отцу таинственным намеком, что получить верные сведения о документе можно только посредством такого чистого ума, каким обладала прекрасная Эллис.

Не станем подробно рассказывать здесь о колебаниях мистера Пинчеона, была ли их причиной совесть, гордость или отцовская любовь. Некоторое время спустя он все же приказал позвать к нему дочь. Он прекрасно знал, что она находится в своей комнате и не занята ничем, чего нельзя было отложить, поскольку с тех пор, как прозвучало имя Эллис, ее отец и плотник слышали чудесные и печальные мелодии клавикорда, аккомпанирующего ее голосу.

Итак, позвали Эллис Пинчеон, и она явилась. Портрет этой юной леди, написанный венецианским художником и оставленный ее отцом в Англии, по слухам, попал в руки нынешнего герцога Девоншира и ныне хранился в Чатсуорте[51] – не по причине знакомства с оригиналом, но благодаря ценности его как художественного произведения и выдающейся красоте, воплощенной в нем. Если когда-то и рождалась леди, столь отстраненная от грубого мира холодным величием, то это была Эллис Пинчеон. И все же в ней присутствовали женственные черты, нежность или как минимум способность к нежным чувствам. За это искупительное качество любой человек щедрой натуры готов был простить ей всю гордость и смириться, лечь под ноги, чтобы Эллис ступила своей изящной ножкой на предложенное ей сердце. Взамен он желал бы лишь одного: признания, что он – мужчина, такой же человек, как она, созданный из тех же материалов.

Когда Элис вошла в комнату, она увидела в ее центре плотника, одетого в зеленую шерстяную куртку, пару свободных бриджей до колен, с длинным карманом для рулетки, которую он носил у пояса как знак своей принадлежности к ремеслу, подобно тому, как мистер Пинчеон носил при парадном одеянии свой меч, демонстрируя принадлежность к аристократии. Лицо Эллис Пинчеон просветлело от восхищения, которое она даже не пыталась скрыть, – восхищения изумительной привлекательностью, силой и энергией Мола. Но этого восхищенного взгляда (которым большинство иных мужчин наверняка дорожили бы до конца своих дней) плотник не понял и не простил ей. Должно быть, сам дьявол спутал его мысли.

«Эта девушка видит во мне грубого зверя? – подумал он, стиснув зубы. – Что ж, я докажу ей, что у меня душа человека, и тем хуже для нее, если эта душа окажется сильнее ее собственной!»

– Отец, вы посылали за мной, – сказала Эллис своим мелодичным глубоким голосом. – Но если у вас дела с этим молодым человеком, прошу вас вновь отпустить меня. Вы знаете, я не люблю эту комнату, несмотря на все ваши попытки сменить ее обстановку, призвав милые моему сердцу воспоминания.

– Прошу уделить нам минутку, юная леди! – сказал Мэттью Мол. – Мое дело с вашим отцом закончено. Теперь у меня дело к вам.

Эллис взглянула на отца с удивлением.