Алая дорога

– Как вы, женщины, всё усложняете! – откинул назад голову Алексей. – Это просто разговоры, обычная болтовня, ничего ей не сделаешь. Просто тот господин спросил моего мнения, я ему и ответил то, что думаю. Ему это показалось нахальным, вот и пошло.

– Похвально для светского человека говорить то, что думаешь. Причем, если дело касается по-настоящему важных предметов – тихо рассмеялся Пётр, а за ним и Ольга.

Алексей и Пётр были старинными университетскими приятелями. «Они сошлись – волна и камень» – было не о них. С первых же дней Алексей обнаружил в приставшем к нему мальчишке желанные черты – целеустремлённость, человечность, ненависть к бездействию и лицемерию. И старался воспитывать их, водя на подпольные собрания, внушая понятия о справедливости. Пётр вдохновлялся примером товарища и ощущал себя сильным и волевым, чего ему не доставало в обычное время. Однако Пётр был немного мягче, и, соответственно, мудрее, а Алексей не признавал полутонов. Для него существовали только две группы людей – правильно мыслящие и все остальные. В университете он избегал общения почти со всей богатой молодежью, считая их безвольными детьми погибающего класса. Класса, лишившего его матери, а потом с лицемерной улыбкой раскрывшего ему свои душные объятия. Зато он близко сошелся с теми, кто пока ещё, может быть, и не был революционерами, но вплотную к этому подошёл.

– Иногда люди сами не знают, что думают. А бывает вообще, что говоришь то, что услышал где-то, не вдумываясь в суть. Говоришь просто потому, что так считают все. Пришло в голову – ты и повторил, – с опаской произнесла Елена. Её отец пришёл бы в ярость от таких фраз. Но она впервые заговорила с кем-то на такую интригующую тему. И боялась, что то, до чего она почти доходила в неясных, как лунный свет, просачивающийся через портьеры, думах глубокой сладкой ночью, склонив распушившиеся волосы над каким-нибудь шедевром русской классики – просто ерунда, слишком далеко зашедшее воображение, фальшь и фантазия.

– Повторил, и счастлив произведённому эффекту, – подхватил Пётр.

– Великая вещь – общественное мнение. Формирует наш образ мышления, а потом не даёт думать самостоятельно, – с грустью прибавила Ольга, – вы только подумайте, может, люди не действовали бы так жестоко, если бы не боялись осуждения всесильных.

– Да, я это и имела в виду, – ответила Елена, чувствуя лёгкую досаду на то, что не смогла яснее выразить свои мысли.

Алексей посмотрел на неё с недоверием, боясь, что его предубеждение против разряженной дворяночки может перерасти в симпатию. Он понятия не имел, какая она, но на всякий случай насторожился. Вдруг вопреки её свободолюбивому выпаду она окажется бессердечной кокеткой, мудрые фразы которой взялись их книг по философии. Редко кто из знакомцев в высшем свете оказывался «настоящим». «В конце концов, даже такие, как она, бывают людьми», – подумал он вдруг.

Уже сидя в охватывающем пространстве кареты, Елена так глубоко задумалась, что только отчётливый, с властной ноткой, голос отца смог оторвать её от прогулки по лесу размышлений. Уставшая, разбитая от танцев, с гудящими ногами в узких туфлях, она рассеяно отвечала на вопросы, рассеяно слушала откровения родственников, постоянно смотрела мимо собеседников и скоро попросилась спать. На деревянной постели, полураздетая, сонная, она чувствовала в душе напряжение, словно озноб. Что-то тёплое толкало так, что вздрагивали кончики пальцев, разливалось в груди, заставляя блаженно улыбаться. Нервы были совсем расстроены, перед удивлённо распахнутыми навстречу звёздному свету глазами проносились несколько прошлых часов. В этих видениях она говорила слова умнее и глубже, говорила то, что думала на самом деле, уже не сомневаясь в своей правоте. Ей хотелось побежать обратно, к ним, этим удивительным людям, умеющим рассуждать не только о моде и светских развлечениях, а главное – к нему, увидеть ещё раз задумчивое лицо и понять, что этот мир далеко не так прост, как ей казалось до приезда в Санкт – Петербург.

Глава 4

Через неделю после судьбоносного в глазах сударыни Грушевской приёма из Степанова пришла весть, заставившая отца и дочь бросить бездумную петербургскую погоню за удовольствиями и вернуться домой, в родовое имение. Екатерина Васильевна, мать Аркадия, дворянка старой школы, властная и сильная, но при этом легко поддающаяся эмоциям, умерла на руках у ключницы Аглаи, до самого конца отвергая возможность помощи от «девки».