Алая графиня

— Ну вот, — произнесла она наконец. — Простите, что причинила вам боль, но теперь процесс пойдет быстрее.

Она протянула Катерине еще одну чашку отвара. Моя госпожа выпила его, заметно опьянела и уже не так сильно ощущала боль.

— А теперь прогуляемся, — бодро сказала Флора.

Мы вдвоем подняли Катерину с постели и поставили на ноги. Закинув одну руку на плечи мне, другую — Флоре, она сумела доковылять от кровати до балконной двери, затем обратно, несколько раз останавливаясь, когда схватки делались особенно сильными.

Мы в очередной раз добрели до постели, и Катерина взмолилась:

— Положите меня. Я больше не могу ходить. Дайте мне отдохнуть…

— Еще разок, — твердо возразила Флора.

Она упорствовала не зря. Мы развернулись к балконной двери и сделали пару шагов.

Тут Катерина замерла, взглянула на меня широко раскрытыми глазами и сказала:

— У меня по ноге течет.

Флора опустилась на колени, заглянула под рубаху моей госпожи, поднялась, улыбнулась и пояснила:

— Воды отходят, мадонна. Вот теперь я смогу развернуть младенца. Надо вернуться в постель. Сейчас нам предстоит самое трудное.

Катерина снова легла, раздвинула ноги и согнула колени, а я принялась светить Флоре, на лице которой была написана твердая решимость. Графиня закусила губу, когда повитуха погрузила внутрь ее всю ладонь, и окаменела, когда рука Флоры ушла еще глубже. Повитуха хмурилась, кусала губы, снова и снова пыталась сдвинуть неродившееся дитя.

Наконец она поглядела на меня и приказала:

— Дай мадонне еще настоя, да покрепче. Ваша светлость, мне очень жаль, но я не смогу развернуть младенца одной рукой. Давайте устроим вас поудобнее.

Пока она занимала роженицу разговором, расспрашивая о старших детях, я наблюдала, как зрачки Катерины становились все шире и шире. Ее глаза из синих превратились в почти черные.

Прошло несколько минут, и Флора сказала:

— Приступим, мадонна. Когда станет совсем больно, выдыхайте как можно сильнее.

Невероятно, но повитуха запустила в утробу Катерины обе руки. Когда она развернула ладони на девяносто градусов, моя госпожа пронзительно закричала.

Флора тяжело дышала — очевидно, ее работа требовала не только деликатности, но и немалой силы. Она снова и снова бралась за что-то руками и разворачивала, а Катерина жалобно вопила.

Наконец донна Флора вынула руки и сказала роженице:

— Мадонна, вот теперь головка младенца расположена правильно. Надо еще прогуляться.

Мы прогулялись. На этот раз Катерина ощущала настоящие схватки. Мы воодушевились и всю ночь водили ее от окна к кровати. Наконец графиня обессилела настолько, что уже не могла сделать ни шагу.

К рассвету Катерина так измучилась, что не могла даже сидеть. Она произвела на свет уже троих детей, и роды ни разу не длились больше шести часов. Теперь же прошло целых двенадцать, а головка до сих пор не показалась. Хуже того, ребенок замер.

— Меня мать тоже рожала тяжело, — выдохнула графиня. — Не бойся, Дея. Это лишь доказывает, что дитя унаследовало материнский характер.

Но теперь даже стоическая Флора выглядела обеспокоенной. Новый осмотр опять причинил Катерине боль, но не принес радостных известей. Головка не показывалась, потому что одна рука младенца торчала вверх, как будто закрывая ему лицо. Флора мрачно признала, что природа создала родовые пути достаточно широкими, чтобы в них проходила голова младенца, но не вместе с рукой. Я тронула Катерину за плечо, она накрыла мою ладонь своей.

— Что же делать? — спросила я, чтобы моя измученная госпожа не утруждала себя разговором.

Флора ответила не сразу.

— Надо нащупать ручку младенца, прижать ее к телу и опустить. Процедура будет очень болезненной для матери, я могу сломать ребенку руку, хуже того, может начаться кровотечение. Но сделать это надо сейчас, как можно быстрее, иначе ребенок просто задохнется.

— Я чувствую, что это дитя предназначено для великих дел, — прошептала Катерина и развернулась ко мне побелевшим, влажным от пота лицом. — Позаботься, чтобы ребенок остался в живых, даже если я погибну.

— Он будет жить, — ответила я осипшим вдруг голосом. — Ты тоже, мадонна.

— Но сначала я должна приготовить еще настоя, — сказала Флора и достала из черного мешка в углу комнаты какое-то другое снадобье — на этот раз светлый порошок.

Смешав его с горячей водой из котла, она протянула чашку Катерине.

Та сморщилась, но, не желая показаться трусихой, запрокинула голову и залпом осушила чашку. Минут через двадцать она начала клевать носом, а ее зрачки превратились в крохотные песчинки. На этот раз схватки были сильными. Ребенок отчаянно хотел выбраться наружу, но головка так и не показалась.

— Сейчас вас одолевает сонливость, — громко произнесла Флора, склоняясь над Катериной. — Главное — расслабиться. Я скажу, когда нам потребуется ваша помощь.

Я опустилась на колени перед постелью, приблизила к Катерине лицо и взяла ее за руку. Комната была залита утренним светом, и повитухе уже не требовалась лампа. Все мое внимание было сосредоточено на госпоже.