Алая графиня

Катерина воздерживалась от участия в происходящем, вместо того проводя все свободное время с детьми. Сначала она чувствовала себя рядом с ними неловко, а они стеснялись ее, поскольку совершенно не знали. Однако Катерина не оставляла попыток к сближению, и уже скоро дети ее обожали, так как она обладала живым воображением и всегда придумывала увлекательные игры. Еще Катерина часто навещала Сикста, поскольку тот был уже совсем плох, и не упускала случая повидаться с кардиналом делла Ровере, которого Папа назначил своим преемником.

Год 1484-й начался с грозных предсказаний астрологов: звезды и планеты выстраивались в положение, которое предвещало глобальные несчастья, войны и смерти влиятельных особ. Вскоре Сикста хватил удар, из-за которого у него парализовало правую часть лица. Речь Папы сделалась невнятной, он не мог глотать твердую пищу, мало того, его подагра усилилась настолько, что он не мог сделать и шагу без посторонней помощи. По Ватикану Сикста теперь в основном носили на носилках.

Катерина стала навещать его еще чаще. Старик неизменно радовался ее обществу, и не только из-за того, что ему было приятно смотреть на красавицу. Она постоянно забавляла больного разными историями, от которых он смеялся и оживал. Едва завидев Катерину, Папа начинал улыбаться, несмотря на физические страдания. Кардинал делла Ровере, любимец Сикста, часто сиживал вместе с ними. Я вдруг поняла, отчего Катерина так упорно поддерживает дружбу с кардиналом, в особенности теперь, когда не может больше рассчитывать на политическую поддержку Милана.

Как-то весной Катерина в очередной раз неофициально навестила его святейшество. День выдался необычайно холодный. Графиня была бледна, после завтрака ее стошнило, от обеда она отказалась. Мы подозревали, что Катерина снова беременна, хотя было еще слишком рано, чтобы утверждать наверняка. Однако когда она входила в гостиную, расположенную в папских апартаментах, ее веселость и бодрость казались вполне естественными.

Бывший Франческо делла Ровере сидел в кресле с высокой спинкой, напоминавшем трон, дополнительные подушки подпирали его больное тело. Огромные босые ноги сиреневого оттенка, вселяющего тревогу, раздулись до гротеска, лодыжек вовсе не было видно. Ступни покоились на скамеечке с двумя пуховыми подушками, придвинутой к горящему камину, из-за которого в комнате было удушливо-жарко. Его святейшество все равно дрожал, хотя закутался в тяжелую меховую накидку. Он так растолстел, что с кресла были сняты подлокотники, иначе массивное тело, с боков которого свисали жировые складки, не поместилось бы на сиденье. В глазах Папы больше не светился яркий, настойчивый огонек, его сменило тусклое, тревожное ощущение собственного бессилия. Напротив Папы сидел кардинал делла Ровере, который встал, когда мы вошли.

— Катерина, дорогая моя, — слабо проговорил Папа.

Я постоянно сопровождала графиню во время ее визитов в Ватикан, но Сикст считал меня прислугой, а не членом семьи, поэтому никогда не замечал.

Катерина опустилась на колени сбоку от кресла и сказала:

— Ваше святейшество, я даже не надеюсь поцеловать вашу туфлю.

Откуда-то из недр меховой накидки показалась рука Папы с похожими на когти ногтями. Он учтиво протянул Катерине для поцелуя золотое кольцо рыбака.

— Зачем так официально, — вздохнул понтифик. — Почему ты никогда не называешь меня дядей Франческо?

Катерина грациозно поднялась, расцеловала его в пухлые щеки и заявила:

— Я же зову вас отцом, потому что люблю словно родителя, и еще говорю «святой», чтобы показать, как сильно уважаю вас и ценю ваши деяния.

Довольный Сикст заулыбался, красавец кардинал делла Ровере тоже. Он по-родственному обнял Катерину и торжественно поцеловал в обе щеки.

— Могу я остаться? — вежливо поинтересовался он у Папы.

Очевидно, кардинал пришел с дружественным, а не с официальным визитом.

— Конечно, — ответил Сикст. — Я всегда счастлив видеть родных, все равно проклятая подагра не позволяет мне ничем заняться. — Он хмуро поглядел на свои красные ноги с натянутой, блестящей кожей. — Я с удовольствием отрезал бы эти колоды. Они причиняют мне такую боль, что я не могу накрыть их даже тонкой тканью. — Папа поглядел на Катерину и кардинала и нетерпеливо замахал рукой. — Сядьте же! Не надо церемоний, ведь я сижу перед вами с голыми ногами! Присядь и поговори со мной, Катерина.

Делла Ровере придвинул к креслу понтифика еще один стул, графиня села рядом с Папой, а кардинал вернулся на свое место у камина. Я незаметно прислонилась спиной к двери, зная, что предложение не распространяется на меня, и принялась со стороны наблюдать за встречей родственников.

Катерина заговорила, принялась с живостью рассказывать о детях, внуках Сикста. Бьянке уже шесть, очень способная, прекрасно учится. Об Оттавиано она смогла сказать только, что ему пять и он просто копия отца. Четырехлетний Чезаре обожает охотничьих собак матери и любит играть с ними.