Алая карта

– Ты становишься совершенно невозможной, моя бедная Глория. Такое впечатление, что в жизни тебя интересуют только орден и мемориальная доска.

– Пусть так, – покраснев, отвечает Глория. – Орден и доска…

Еще три дня. Внешне все тихо. Кларисса докладывает коротко, по-военному: «Ничего не происходит». Джина затаилась в «Подсолнухах». В «Ирисах» Глория не выпускает из рук телефон и время от времени звонит Мураччиоли.

– Дело движется, – отвечает он. – Через два дня я смогу показать, что у нас получается, вы выскажете свои замечания, и мы доведем доску до совершенства.

– Обещаете?

– Ждите меня через два дня, мадам. Кстати, у меня назначена встреча еще с одной клиенткой. – Мураччиоли вешает трубку.

Глория сразу вызывает к себе Жюли, чтобы пересказать ей состоявшийся разговор.

– «Еще одна клиентка…» Что он имел в виду? В «Приюте отшельника» никто, кроме меня, ничего не заказывал!

– Возможно, это кто-то с острова?

– Ты права. И все же…

Много часов подряд Глория пыталась разгадать смысл загадочной фразы, в конце концов нервы у нее сдали, и она позвонила Мураччиоли.

– Мсье в Каннах, – ответила секретарша. – Но он о вас не забыл, мадам, тем более что вы обеспечили ему еще один заказ. Извините, у меня звонок по другой линии.

– Ты сообразительная, Жюли, объясни, что это за история с «другой клиенткой»? Ты же не думаешь, что… Нет, невозможно.

Ночью Глория почти не спала, и доктор Приёр счел необходимым прислать сиделку, сделал несколько уколов, но она не успокоилась, металась по кровати и все время повторяла, как в горячечном бреду:

– Я – юбиляр, мне скоро исполнится сто лет!

– Конечно, вам, кому же еще… Ложитесь, мадам… Нужно поспать.

К утру Глория совершенно успокоилась и даже не захотела, чтобы с ней осталась медсестра.

– И речи быть не может! Я жду посетителя и не желаю, чтобы мне мешали.

Кларисса причесала хозяйку и помогла ей накраситься, но встать не позволила:

– Ни в коем случае, доктор категорически запретил…

– Твой доктор – осёл! Позови мою сестру и положи поближе телефон. Да, и очки. Старость подбирается… В прошлом месяце я спокойно набирала номер без очков… Алло… Могу я поговорить с мсье Мураччиоли?.. Он только что ушел? Благодарю вас.

Глория смотрит на часы. Мураччиоли скоро будет. Жюли сняла перчатку, чтобы посчитать ей пульс.

– Можно подумать, что ты бегала, – озабоченным тоном произносит она. – Ты же знаешь, тебе нельзя нервничать.

– Не читай мне нотаций! Я хочу знать имя той… другой клиентки, на остальное мне плевать. Если Мураччиоли проболтался, я ему этого не спущу… Которой час? Одиннадцать? Он уже должен был явиться. Итальянец, что с него взять! Спорим, он ее просветил?

– Замолчи! Возьми себя в руки! – не сдержавшись, восклицает Жюли.

– Сама замолчи… Иди открой…

Глория смотрится в зеркало и «надевает на лицо» приветливую улыбку.

– Ну наконец-то, – жеманным тоном произносит она, – я было подумала, вы забыли о своей бедной клиентке.

Мураччиоли держит под мышкой продолговатый пакет и папку для рисунков.

– Примите мои извинения, мадам, добраться до вашего острова так же трудно, как перейти бульвар в час пик… Все эти яхты и доски, сами понимаете…

– Что в этой папке? – интересуется Глория.

– О, это не для вас, а для… – Камнерез весело смеется. – Подумать только – две столетние дамы в одном пансионате! В этом свертке ваша доска – она практически готова, но я хочу, чтобы вы взглянули и сказали, угодили мы вам или нет. В папке эскизы для другой клиентки.

Жюли не сводит глаз с сестры. Ее лицо медленно багровеет. Она ждала взрыва, криков, истерики, и неожиданное молчание Глории почти пугает ее.

– Мадам Монтано сделала заказ вскоре после вас, – продолжает Мураччиоли, развязывая тесемки. – Проект довольно сложный, она тоже выбрала классический мрамор и попросила выгравировать в верхней части солнечный диск. Сейчас покажу.

Он стоит спиной к Глории, перебирает кальки, находит нужную и продолжает:

– Ее доска будет немного внушительней вашей. Золотые буквы на черном фоне… Красиво и солидно.

Он медленно, «с чувством» читает вслух:

– «Здесь укрылась от мира Джина Монтано, знаменитая актриса, родившаяся 26 мая 1887 года в Неаполе»…

– Что?!

Услышав истошный крик клиентки, Мураччиоли резко оборачивается. Глория открывает, и закрывает рот, как выброшенная на песок рыба, цепляется скрюченными пальцами за простыню.

– Что… он… сказал?

– 26 мая 1887 года, – отвечает Жюли.

– Так написано у нее в паспорте, – подтверждает Мураччиоли.

Глория смотрит Жюли в глаза, и та отшатывается.

– Ты знала…

Она роняет голову на подушку, просипев из последних сил:

– Я – старейшина.

Потом отворачивается к стене и затихает.

– В чем дело?.. Что с ней такое? – заикаясь от изумления, спрашивает Мураччиоли.

– Моя сестра умерла, – невозмутимо объясняет Жюли. – Она наконец узнала, что такое горе.

Жюли легла в клинику в день похорон и через два дня умерла. Ее предали земле в белых перчатках. На кладбище могилы сестер находятся рядом.