— У нас не было книг. Дедушка покупал газеты — в основном из-за кроссвордов и комиксов. А бабушка модные журналы.
— У тебя не было книг?! — Роза резко села на нарах и приложилась головой о потолочную балку, заставив подпрыгнуть сидевших на ней крыс. — Как ты живешь без чтения?
— Пока замечательно, — засмеялась я. — Эти истории в книгах — всего лишь чья-то выдумка.
— Выдумка? Я думаю, что книги — это чья-то правда. — Она помолчала немного. — Нет, ты серьезно? У вас не было книг? Ох, Элла, ты просто не представляешь, что теряешь! Книги — это еда, питье… это жизнь. То есть ты не слышала даже историю о девушке, которая соткала себе платье из звездного света?
— Платье из звездного света? Но как такое возможно?
— Хорошо, — сказала Роза. — Слушай. Давным-давно…
С этого все и началось. С тех пор я не засыпала, пока Роза не закончит очередную историю триумфальным: «Конец».
Запас историй Розы не иссякал. Она сплетала их буквально из ничего, как прядет свою нить шелкопряд или девушка из сказки превращает солому в золото.
— …и по парку бродят единороги, а рядом стоят фонтаны, бьющие шипучим лимонадом, да? — ехидно перебивала я.
— Какая же ты глупая, — говорила Роза в ответ.
Тем летним вечером Роза рассказывала свою историю все три часа, что мы были заперты в мастерской.
Снаружи доносилась тяжелая поступь сотен ног —
— Совсем как здесь, — пробормотала Франсин.
Но история не была грустной. В какой-то момент Франсин расхохоталась до слез:
А потом неожиданно Роза объявила:
— Конец.
— Нет, нет, нет! — запротестовали все.
— Тсс, — сказала Шона. — Слушайте.
Тишина.
Надзирательница подошла к входной двери и приоткрыла ее.
— Все чисто! — крикнула она. — Все на выход! Живо! Пошли!
Мы побежали на плац, лавируя среди вещей, брошенных проходившими здесь людьми. Грязный носовой платок. Канареечного цвета перо из чьей-то шляпы. Успевший слегка запылиться крохотный ботиночек с детской ноги.
Той ночью, когда мы стояли по пять в ряд, не было ни звезд, ни луны, ни неба. Биркенау был похоронен в дыму. Я чувствовала на языке привкус пепла, и мне впервые за долгое время совершенно не хотелось есть.
— Роза… — позвала я в темноте. Наш барак в ту ночь был переполнен, в нем совершенно нечем было дышать. Солома, на которой мы лежали, казалась по-особому горячей и жесткой. — Роза, ты не спишь?
— Нет, — шепнула она в ответ. — А ты?
— Тссс! — шикнула лежавшая рядом с нами костлявая женщина.
Мы с Розой придвинулись еще ближе, чтобы разговаривать еще тише.
— Это была хорошая история, — шепнула я. — Из тебя вышла бы хорошая писательница.
— Моя мама, — ответила Роза, — действительно хорошо пишет. Можно даже сказать, что она знаменита. Поэтому нашу семью и арестовали, она не боялась публиковать книги, в которых писала правду, а не то, что Они хотят слышать.
Я хотела спросить про арест, но не успела, потому что Роза моментально продолжила:
— Я была бы счастлива уметь писать хотя бы вполовину так же хорошо, как она. Что насчет тебя?
— Меня? Писать? Это смешно. Я шью.
— Да нет, что начет твоей мамы.
— О, знаешь, мне нечего сказать о ней.
— Не может быть, — возразила Роза.
Я на самом деле мало что могла вспомнить о своей матери.
— Когда я была еще совсем маленькой, моя мама устроилась на большую швейную фабрику. Никто не говорил мне о моем отце, но я думаю, что он был каким-то небольшим начальником там. Я никогда его не знала. Женаты они не были. Кстати, представляешь, на той фабрике были машины, которые могли за раз кроить сразу двадцать сложенных вдвое слоев шерстяной ткани?
— Твоя мама, Элла… — напомнила Роза.