Алая нить

– Он тебе не нравится, дорогая? – нахмурился Стивен. – Мне показалось, что вы с ним ладите.

– О, конечно, ладим. Он очень славный и очень забавный. Но какой-то не такой. Он так странно говорил о родном доме и о своих родных. Ты много знаешь о нем?

– Я знаю все, – ответил Стивен. Они сидели перед камином держась за руки. Он был очень плотским человеком, все время стремился коснуться ее, подтвердить свое право на нее. Они не поехали во дворец. Он сказал, что она устала и с его стороны чистый эгоизм предлагать это. Завтра у них будет много времени, чтобы побывать там. Он повторил: – Я знаю о нем все. Я же наводил справки прежде, чем связаться с ним. Ты права, дорогая, это достаточно странный тип. Его отец – какой-то английский лорд. Ральф начал играть в клубах и частных игорных притонах в Лондоне. Связался с жуликами, которые обобрали его, и родичи отправили Ральфа в Штаты. Нужно было соображать. Там он наделал больших долгов и все проиграл. Влип так основательно, что стащил драгоценности матери и пытался продать их. Семья уплатила долги. Я думаю, в конце концов они отреклись от Ральфа. Потом он нашел работу в казино и десять лет не подходил к столикам.

– Но почему они взяли его на работу? И почему ты его нанял?

– Потому что, имея такую биографию, он знает всех. Знает, как обращаться с себе подобными. Он очень обаятелен. Ты же видела. Людей это привлекает. И, поскольку он сам мошенник, проходимцев видит насквозь. Он был прекрасным PR в Монте-Карло. У него глаз – алмаз, дорогая, а мне этого и надо. Он высокого класса. Мне это нравится. К тому же он знает всех газетчиков. Они напишут о нас, когда придет время. Этот граф Поляков, бывший владелец дворца, приходится ему каким-то родственником. Он не ведает, что я знаю об этом. Я хотел убедиться, что он не вошел в долю при покупке. Оказалось, что нет. Просто взял комиссионные.

– Надеюсь, ему можно доверять, – сказала она. – От того, что ты рассказал, мне как-то не по себе. Почему бы ему не попытаться обжулить тебя?

– Потому что он знает: со мной этот номер не пройдет, – улыбнулся Стивен. – Так что не беспокойся. Нас всех это устраивает. А теперь не испробовать ли нашу новую кровать?

* * *

– Почему бы нам не завести еще одного ребенка? – сказал он ей.

– Если так пойдет, у нас их будет десяток, – возразила она.

Он гладил ее полные груди.

– На этот раз девочку, – сказал он и начал целовать их.

Занавески были открыты, и его тело серебрилось при свете большой холодной луны. Она притянула его к себе и отдалась ему.

– У таких, как ты, бывают только мальчики...

* * *

Дом обретал форму. Даже Анжела видела, как вырисовывается контур дворца. Каждый день она ездила туда со Стивеном, пробираясь через строительные материалы, смотрела, как переходят из комнаты в комнату каменщики и штукатуры, как плотники ремонтируют сгнившие панели и двери. Великолепные потолки были вычищены и заново позолочены; с фасада убрали леса.

Время шло быстро, потому что у них было много работы. Мэкстон поспевал всюду, руководил работами, часами сидел со Стивеном над сметами и планами. Анжела планировала гаммы красок. Одну из комнат для гостей она превратила в кабинет, где стены были увешаны планами и графиками. Она ездила в Лион, чтобы посмотреть там специально сотканные шелка и бархат, и они вместе обошли все антикварные магазины на побережье. Стивен не хотел, чтобы в Гран-салоне было много современной однообразной мебели, а Мэкстон уговорил его повесить вместо картин обюссонские гобелены восемнадцатого века. Плохие картины не годятся, а настоящие произведения искусства стоят целое состояние. Гобелены не в моде и поэтому дешевле. Мэкстон разбирался во всем этом.

– Откуда вы столько знаете? – спросила однажды Анжела, когда он отказался от красивого черного лакированного комода, потому что он оказался копией, сделанной в девятнадцатом веке, с оригинала эпохи Регентства, начала восемнадцатого века.

– О, у нас дома было несколько заслуживающих внимания вещиц, – сказал он. – Мне кажется, когда вещь настоящая, это как-то чувствуешь. Моя мамаша только о том и говорила. Я помирал от скуки.

– Вы мне должны как-нибудь рассказать о ней, – сказала Анджела.

Он посмотрел на нее и улыбнулся.

– Рассказывать особенно не о чем. При ближайшем знакомстве она оказывалась довольно милой. Мы с братьями и сестрами узнали об этом, только когда выросли. А так у нас были няньки.

– А сколько у вас братьев и сестер?

– Два брата и три сестры. Все семейные, добропорядочные люди. Не то что я. Посмотрите-ка на эту штучку. Очень милая.

Он никогда не говорил о себе. Он отмахивался от любой попытки вызвать его на откровенность, отделываясь легкомысленным замечанием или шуткой в свой адрес. Он не подпускал к себе Анжелу, хотя она знала, что нравится ему настолько же, насколько не нравится ее муж. Она не могла объяснить, что вызывало у нее это чувство, потому что с виду между ними царило согласие, и отношения казались вполне дружескими.