Алая нить

Наступает день, когда дон Хосе не сможет встать с постели. Лола приносит фотографии с ганадерий и заставляет его выбирать быков, достойных выхода на Лас Вентас. Она принимает в доме кандидатов в неофиты, жаждущих соприкоснуться с легендарным Пепе Бальенте. Она находит силы смеяться, зачитывая отцу светские сплетни, беспечно щебетать, рассказывая о соседских новостях. Она заставляет его радоваться воробьиному чириканью на балконе, солнечным лучам, обжигающим листья фиалок, и запаху свежепринесенных кренделей. Сильная женщина сделает все возможное и невозможное, чтобы в доме царила жизнь, преграждающая путь унынию, безволию и отчаянию. Каждое утро Лола надевает на лицо улыбку и носит ее до самого вечера, демонстрируя папе бодрость духа, заряжая его энергией. И только по ночам, зарывшись лицом в подушку, она позволяет себе расслабиться и глухо, безутешно воет, не зная, что за стеной ее рыдания смешиваются со скупыми старческими слезами.

Неизвестно, что именно помогало сеньору Ривере держаться: выдумки дочери, ее нежелание отпустить его или процедуры, которые Лола выполняла с мастерством медсестры: обтирания, упражнения, капельницы, наркотики, новые медикаменты – но предсказанный врачами год успел приблизиться к полутора.

– Хочу попросить тебя, Лола…

На сером изможденном лице, сливающемся с подушкой, остались только глаза. Они все еще блестят требовательным огнем. И девушка старается не отводить взгляда, чтобы сердце лишний раз не проваливалось в пустоту при виде того, что страшная болезнь сотворила с телом отца.

– Все, что пожелаешь, папа.

– Доченька, мне осталось недолго…

– Прошу тебя, прекрати!

– Я знаю, что говорю, Лола.

– И слушать не хочу!

– Придется, Долорес.

Лола улыбается – отец верен себе. Ему невозможно не подчиниться.

– Ты не меняешься, папа.

– Зато ты изменилась, милая. Все это сидение возле меня – не твое, Лола. Я хочу увидеть свою девочку прежней, чтобы уйти спокойно. – Дон Хосе смотрит на этажерку, на те снимки, где мулета летает перед мордой быка. Его дочь оборачивается:

– Ты хочешь, чтобы я…

– Да. Я хочу видеть Лолиту Ла Бестиа на поле боя – там, где она должна быть. Я хочу, чтобы ты подарила мне последнее, что еще можешь подарить: корриду.

– Скоро San Isidro[80].

– А сегодня какое?

– Пятнадцатое апреля.

Дон Хосе тяжело вздыхает:

– Постараюсь дожить. А ты – марш в школу, вспоминай технику ударов! Боюсь, сейчас ты лучше попадаешь в человеческие вены, чем в тушу быка.

Лола приглашает сиделку и возвращается на арену. Старый матадор, улавливающий чутким слухом ночные стенания дочери, не мог предложить ничего лучше. Механические выпады шпагой в сторону воображаемого соперника действительно на время отвлекают ее от мрачных мыслей. Она занята подготовкой и даже по привычке останавливается полюбоваться афишей. Лола аккуратно отделяет плакат от каменной стены – в спальне сеньора Риверы он тоже будет смотреться великолепно. На плакате Долорес Ривера в лучшем костюме и стандартный текст:

Представление состоится двенадцатого мая, если тому не воспрепятствует погода, с разрешения властей и под их председательством.

Погода не препятствует. Представитель Лолы уже прошел жеребьевку, и ее сегодняшний соперник помещен в apartado[81] до начала корриды. Время близится к пяти. Скоро начнется шествие, а матадор все еще без костюма.

– Тебе не холодно? – Лола не может покинуть правительственную ложу.

– Все в порядке, – отмахивается сеньор Ривера.

– Ниоткуда не дует?

– Плюс двадцать восемь, Лола!

– Тебе что-нибудь нужно?

– Все, что мне нужно, – чтобы ты добыла два уха и хвост, да еще кусок великолепной говядины мне на ужин.

Полтора года без сражений дают о себе знать. Лола по-прежнему крайняя слева в первом ряду[82], сопровождающие шествие альгвасилы на лошадях одобрительно посматривают на женщину, предвкушая удивительное зрелище, однако сама она не чувствует уверенности. Всю терцию пик Лола проводит автоматически: без энтузиазма встречает быка, механически выставляет капоте. Движения помощников кажутся ей какими-то мутными и замедленными, будто глаза закрыты плотной пеленой. Вышколенная квадрилья отважно защищает своего матадора: бесстрашно бежит на быка, останавливает зверя, фиксирует. Лола чувствует себя сторонним наблюдателем, позволяя двум младшим тореро проявлять себя. Изредка приближаясь к животному, она ловко отпускает плащ в отработанные годами ларгас[83], срывая заслуженные аплодисменты и вновь, будто испугавшись своего неожиданного лихачества, скрывается за спинами своих подчиненных.

Очертания нарисованных на арене кругов кажутся размытыми, фигуры пикадоров, поднимающих острие, чтобы привлечь быка, – нечеткими. Каким образом Лоле удается удерживать соперника в пределах внутреннего круга, остается загадкой даже для нее самой.