Алая нить

Мне странно спалось на кровати, которую папа делил с мамой, Джеймс хотел любить меня в первую же ночь, но я не смогла. Я лишь плакала. Он сказал, что понимает, но я не верю. Он решил, что я устала и опечалена. То, что я действительно чувствую, намного хуже.

Папа и мама зачали Лукаса, Мэттью и меня на кровати, в которой я и Джеймс спим сейчас. Папа и Салли Мэй зачали здесь Джошуа. Эта мысль все время крутилась у меня в голове. Я представляла, как она скользнула ночью в постель, когда папа лежал пьяный и ничего не соображал. Она поступила прямо как дочери Лота [20]. И вот что из всего этого получилось. Утешает меня только то, что Руфь была моавитянкой.

На душе муторно. Папино молчание и злоба оскорбляют меня. Но я тоже злая. И грустная. Интересно, что бы мама сказала обо всем этом. И обо мне. Интересно, где Мэттью и что он делает. Надеюсь, у него все хорошо и он счастлив, где бы он ни был. Но сомневаюсь. Мэттью все принимает близко к сердцу.

Мне кажется, папе следует ответить за боль, которую он причинил. Салли Мэй не сделала бы того, что сделала, без его участия. Да, он был пьян, но это не оправдывает его. Я не говорила этого папе. Ничего хорошего из этого не выйдет, кроме того, он свято верит, что я поступила плохо, сохранив жизнь Джошуа. Папа совсем не чувствует своей вины. Во всем виновата Салли Мэй. А когда она умерла, виноватым во всем оказался Джошуа. Ну, а раз я взяла к себе Джошуа, то виноватой стала я.

Так тому и быть. Я сильнее Джошуа и смогу выдержать приступы адской ненависти отца, которую он молча изливает на меня. Я чувствую ее каждый раз, стоит только переступить порог его комнаты. Ненависть довольно сильное чувство.

Джошуа не хочет даже заходить на кухню, он знает, что папа в той маленькой задней комнате. Я рада этому. Думаю, папа убил бы его, подвернись ему такая возможность. А я не собираюсь предоставлять ему эту возможность. Но ночами я лежу, раздумывая, что же получится из всего этого.

Когда Джошуа вырастет, он захочет знать, кто его отец. Что я ему на это отвечу?

Я слышала как-то, что грехи отцов падают на головы их сыновей. Означает ли это, что Джошуа должен расплачиваться за содеянное папой?

Жизнь несправедлива.

Я поставила надгробный камень на могиле Салли Мэй.

Папе хуже. Он теряет рассудок. Сегодня, когда я заходила к нему поменять белье и умыть его, он принял меня за маму. Он сказал: «Где ты была, Кэти, любимая? Я так скучал по тебе».

Я взяла его за руку и сказала, что все эти годы я была с Иисусом.

И папа вдруг по-настоящему смягчился и со слезами на глазах сказал: «Замолви за меня доброе словечко».

Я расплакалась. Когда-то он был хорошим человеком, несмотря на все его пьянство и дикий нрав. А маму он любил больше жизни. Я услышала сегодня его слова и сразу вспомнила, каким он был при жизни мамы. Из-за этих воспоминаний я так заскучала по ней, что все тело заболело. Все во мне, одинокой, сжалось, заныло и затосковало.

Мне кажется, что когда Бог забрал нашу маму, дьявол, танцуя, весело впорхнул в дверь, поселился у нас и с тех пор так и живет в этом доме.

Папа слабеет. Он совсем не ест. Спит большую часть дня. Если не спит, то молчит. Он так поглядывает в угол своей комнаты, словно там кто-то стоит. Иногда он улыбается и бормочет что-то.

Я боюсь. Его проклятие все еще огромной тяжестью лежит на мне.

Папа умер этим утром.

Ночью он был беспокоен. Все ворочался и стонал. Я не знала, что делать, как облегчить его страдания. Ему было трудно дышать. Стало лучше, когда я приподняла его и села сзади, придерживая его руками. Я гладила его по волосам и говорила с ним, как я делаю это с детьми, когда их что-то беспокоит.

И потом ближе к рассвету в голове у меня возникла мысль, с такой силой и отчетливостью, будто некто говорил со мной. Я поняла, что было с папой и что ему было нужно. Я сопротивлялась, как могла, но словно невидимая рука сжала мое сердце. Я положила его обратно и встала на колени перед кроватью.

Я сказала: «Папа, я прощаю тебя. Ты слышишь меня, папа? Я прощаю тебя».

Его пальцы пошевелились. Слегка. Так я взяла его руку и поцеловала ее. Я сказала: «Я люблю тебя, папа». И это было так. В ту минуту я любила его. Я забыла, сколько раз он обижал меня, и увидела, как сильно он сам был обижен. «Иди с миром, папа», — сказала я. Ничего больше я сказать не могла.

Видимо, и он тоже. Он ничего не сказал. Ни одного слова. Лишь глубоко вздохнул и отошел в мир иной.

Мы похоронили папу в венчальном костюме Джеймса. Я завернула его тело в подаренное друзьями мамы на их свадьбу лоскутное одеяло. И поскольку мистера Грейсона нет в живых, ни одна живая душа не явилась посмотреть, как папа лежит рядом с мамой и детьми, которых они потеряли. У могилы стояли только я с Бет на руках и Джеймс с маленьким Хэнком и Джошуа. Я прочитала несколько строк из Библии. Маме бы это понравилось.

С тех пор льет непрекращающийся дождь. Подходящая к моему настроению погода.