Я украдкой косился по сторонам, разглядывая заваленный бумагами кабинет, его владельца и его наследницу. К моему удивлению, второй по значимости человек Немедии отчасти смахивал на преуспевающего чиновника, вдобавок, родившегося где-то на Восходе – приземистый, коренастый, изрядно облысевший, с вроде бы отчасти рассеянным и одновременно очень цепким взглядом глубоко посаженных маленьких глаз серо-стального цвета. Говорил он негромко, очень выдержанным и ровным голосом, чем поразительно напоминал моего недоброй памяти покровителя, барона Гленнора.
Девушка-подросток, дочь всесильного герцога Эрде, мне не слишком понравилась. Какая-то угловатая, бледная, неулыбчивая и мрачная. Наверняка злится, что я по ошибке спутал ее с подругой, обратившись к той, как к хозяйке дома. И вообще, Долиана Эрде имела в облике нечто общее с мелкой хищной птицей, вроде пустельги или дербника. Не сомневаюсь, что эта особа остра на язык и самоуверенно полагает себя умнее прочих.
– Велено что-нибудь добавить на словах? – осведомился его светлость герцог, подняв взгляд на меня. – Вряд ли Конан доверил все лишь бумаге.
– Ничего, кроме наилучших пожеланий вашей милости, госпоже Ринге и вашим юным отпрыскам…
– Говори проще, – хмуро посоветовала баронесса Долиана, не отрываясь от чтения. – Мы не на королевском приеме.
– Откуда ты знаешь, как разговаривают на королевских приемах? – спросил Мораддин у дочери. – Матушка делилась впечатлениями? Или Цинтия? Впрочем, это неважно. Граф, я хотел бы услышать твое мнение обо всем увиденном в Бельверусе. Свежий взгляд на обстоятельства всегда ценен.
– Я не так уж много видел, – честно признался я. – Могу рассказать только о самых запомнившихся мгновениях.
– А именно?
– Больной король, беседа с главой Королевского Кабинета… – послушно начал перечислять я. Мораддин немедленно перебил.
– Ты умудрился познакомиться с месьором Хостином Клеосом? – изумился герцог. – Странно, что ты до сих пор жив. Обычно кролики, изловленные Королевским Кабинетом, немедленно свежуются, а их шкурки украшают коллекцию Хостина.
– Значит, живой граф Монброн для господина Клеоса куда полезнее мертвого, – едко заметила Долиана, отложив в сторону депешу из Тарантии и бесцеремонно оглядела меня, сообщив: – Никогда еще не видела настоящего шпиона. Тем более аквилонского.
– Никогда? – фыркнул Мораддин, взглянув на дочь. – Полон дом разнообразных лазутчиков и ищеек! Правда, они свои, немедийцы. Шутки в сторону. Ну-с, дорогое дитя мое, что ты можешь сказать о прочитанном?
Не понимаю, отчего глава Вертрауэна столь неосторожно советуется в важнейших государственных делах с несовершеннолетней девчонкой! Хотя Долиана меньше всего похожа на великосветскую дурочку, способную рассуждать лишь о нарядах, драгоценностях или охоте на лис. Наверное, ее матушка, приснопамятная герцогиня Ринга Эрде, о похождениях которой мне довелось слышать немало поразительного, в молодые годы была примерно такой же.
– Чересчур сухо изложено, – пожала узкими плечами юная баронесса. – Король Конан сообщает, что, по донесениям Латераны, за последние полтора года в Аквилонии вспыхнуло повальное увлечение розыском древностей. Роются в старых крепостях и храмах, на развалинах городов, на местах знаменитых сражений. Найденные любопытные вещицы оседают либо в Тарантийской Галерее Короля и в Обители Мудрости, либо у собирателей старинных артефактов… Не замечаю ничего особенного в увлечении подобным собирательством. Обычная мода, которая наступает и проходит, сменяясь новой забавой.
– Значит, мода? – герцог прошелся по комнате, заложив руки за спину. – Однако в древних храмах порой можно откопать поразительные вещицы. И очень опасные. Достаточно вспомнить историю бронзовых кошек из Гальхайма.
– А что там случилось? – против воли заинтересовался я.
– Пять лет назад неподалеку от замка Гальхайм кметы нашли несколько бронзовых изваяний в виде сидящих пантер, – вместо отца ответила Долиана, смотревшая куда-то перед собой, словно зачитывая сведения из невидимой книги. – Гальхайм – это в полуденной Аквилонии, неподалеку от границы с Офиром. Статуи выкопали и доставили в замок сеньора. Кошечки мирно простояли две луны в парадной зале господина барона, а на третью взяли да ожили, перерезав все семейство Гальхайм и слуг. После чего исчезли. Куда – осталось неизвестным. Как повествуют некоторые трактаты по магии, кхарийцы умели оживлять скульптуры животных, используя магические изваяния в качестве стражников или охранителей сокровищ.
– Вот-вот, – подтвердил Мораддин. – Надеюсь, аквилонские охотники за древностями не выкопают кхарийскую скульптуру дракона и не додумаются преподнести ее Конану ко дню рождения. Тогда, боюсь, варварская династия пресечется, едва начавшись. Меня насторожило другое. Сообщение о том, что всем нам хорошо знакомый принц Тараск приезжал в Аквилонию и весьма активно способствовал изысканиями в заброшенных святилищах. Никогда бы не подумал, что принц интересуется старинными вещицами. Какие выводы?