Алая река

Нет, всё замерло.

Вдруг раздается голос. Принадлежащий Трумену. Тихо, очень тихо он говорит с человеком, лежащим на полу. Слов, конечно, не разобрать. Трумен наклоняется, мне теперь его не видно. Мне не видно, чем он занят.

Думаю о Кейси. Обо всем, что она пережила на этих улицах за десять лет. Думаю о Поле Мулрони. Рука сама собой вытаскивает пистолет, нога толкает незапертую дверь.

Вжимаюсь в притолоку на случай выстрела. Так меня учили. Чтобы не торчать в дверном проеме, не быть легкой мишенью.

Глаза, как всегда слишком медленно, адаптируются к темноте. Трумен вскидывает взгляд.

– Не двигайся, – командую я, целясь ему в грудь. – Ни с места. Руки за голову.

Он повинуется.

Озираюсь по сторонам. На полу – женщина. Подробностей внешности не видно. Видно только, что она лежит между Труменовых ног.

А чуть поодаль – закрытый чемодан.

Не опуская пистолета, начинаю допрос.

– Это кто?

– Мики! – узнает меня Трумен.

– Кто на полу? Она ранена? Отвечай!

Голос дрожит, словно я не требую ответа, а молю о нем.

– Какого черта тебе здесь понадобилось, Мики? – тихо, устало спрашивает Трумен.

– Не твое дело! Заткнись!

– Пушку опусти. Слышишь, Мики?

Еще чего. Стволом указываю на чемодан.

– Что в чемодане? Ну?

– Сейчас покажу. Открою и покажу.

Лежащая за это время даже не шевельнулась. Трумен на четвереньках подползает к чемодану.

– Я только сотовый возьму, ладно, Мики?

Медленно, очень медленно он выуживает телефон из нагрудного кармана, жмет на кнопку. Экранчик вспыхивает, Трумен направляет луч на чемодан, расстегивает «молнию», поднимает крышку.

Мне не видно, что там внутри. Делаю два шага, заглядываю.

Фуфайки, перчатки, шапки, шерстяные носки. Гелевые обогреватели для рук и для ног – тепла хватает часов на восемь-десять. Энергетические батончики. Шоколадки. Бутилированная вода. И, наконец, в отдельном сетчатом кармане – около дюжины доз назального спрея «Наркан».

– Ничего не понимаю, – мямлю я.

Боковым зрением вижу: фигура на полу подает признаки жизни. Отскакиваю, снова направляю пистолет на Трумена.

– Он еще в сознании, – поясняет тот. – Но медлить нельзя.

– Он? Кто – он?

– Картер. По крайней мере, так он представился.

Приближаюсь медленно – меня удерживает стыд. И впрямь, никакая это не женщина. Это юноша-афроамериканец. На вид ему лет шестнадцать-семнадцать. Возраст Кейси, когда я впервые увидела ее в таком состоянии. Юноша истощен; судя по одежде, косит под панка. Веки подведены черным карандашом. Старается выглядеть старше, но его выдает мальчишеская тщедушность.

Вот только что шевелился – а теперь лежит как мертвый

– О нет!

Трумен не реагирует на мой возглас.

– Нет! – повторяю я.

– Ну что – сама его ширнешь или лучше я? – спрашивает Трумен, кивая на чемодан с назальным спреем.

* * *

Долго ждем «Скорую».

Картеру гораздо лучше. Он сидит на земле, размазывает слезы по щекам, скулит:

– Не поеду в больницу! Мне идти надо!

Рукава свитера длинные, закрывают пальцы. Картер еще и удерживает их, тянет вниз. Пытаюсь погладить его по плечу – он сбрасывает мою ладонь.

– А ну-ка полегче, – командует Трумен, и Картер сникает, покорный.

Трумен держится в сторонке, избегает глядеть на меня.

Несколько моих попыток попросить прощения – за сегодняшнее, за то, что было в баре «Герцог», вообще за все – терпят крах. Открываю и закрываю рот, не нахожу слов. Наконец выдавливаю:

– Что ты здесь делал?

Трумен отвечает не сразу. Будто прикидывает: заслуживаю я объяснений или не заслуживаю.

Потом выясняется: уже довольно давно он помогает мистеру Райту. Как только выдается свободный день – едет в Кенсингтон, заскакивает в «Товары», где для него Райтом уже собран чемодан, и бродит по району, выискивая бедолаг, которым может понадобиться еда, вода, теплая одежда. Или «Наркан». Сам мистер Райт десять лет этим занимался – с тех самых пор, как умерли его сыновья. А сейчас он стал старый, ему трудно – вот Трумен и принял вахту.

– Это очень благородно, – мямлю я. Сама себе внушаю: извинись, Мики! Извинись!

От извинений меня удерживает новая мысль.

Упавшим голосом начинаю:

– Тот тип, с бейсбольной битой…

– Ну?

– Он ведь не просто так на тебя набросился?

Трумен отводит глаза.

– Не просто. Тут отдельным персонажам мои занятия не по нутру.

– То есть ты этого человека раньше видел?

– За пару дней до инцидента я заступился за его подругу. Когда он ее дубасил.

– Почему же ты мне не сказал?

В глазах Трумена досада.

– Как, интересно, я бы стал объясняться, Мики? Чего меня к заколочос понесло в нерабочее время? Кто бы мне поверил – ты? Или начальство?

Ответить нечего.

Отворачиваюсь.

– Ну? – произносит Трумен.

– Что – ну?

– Твоя очередь.

Его губы поджаты. В голосе ни намека на теплоту.

– Я за тобой следила, – упавшим голосом отвечаю я.

Запираться бесполезно, Трумен не дурак; да и сил нет на вранье. Не могу поднять взгляд – изучаю трещины на асфальте, изучаю сорную траву, что проросла сквозь них.

– Зачем? – еле слышно спрашивает он.

Выдыхаю.

– Мне сказали, что это ты. Ну, тот самый полицейский.

– Кто именно сказал?

– Подруги Кейси.

– И ты им поверила.

– Нет.

Трумен выдает сухой смешок.

– Не поверила – а все-таки вела меня.