Но есть и мерзавцы. Пусть их мало, пусть они не сгруппированы, а пакостят поодиночке – но, пожалуй, каждый так или иначе сталкивался с каким-нибудь эдди лафферти.
Хуже всех, опаснее всех, по-моему, приятели таких, как Лафферти. Субъекты вроде сержанта Эйхерна – уж конечно, он давным-давно был в курсе творящегося в Кенсингтоне. Может, и сам участвовал – кто знает… И его-то как раз не выгонят с треском, не вызовут на допрос. Ему даже дисциплинарное взыскание не грозит. Так и будет посиживать в кабинете, заниматься текущими делами да под настроение злоупотреблять служебным положением. А пагубные последствия таких действий – что для индивидуумов, что для сообществ, что для Филадельфии как города – затянутся на долгие годы.
Вот потому-то я и боюсь не таких как Лафферти, а таких как Эйхерн. Где бы они ни обретались.
Так и сижу без работы. Можно, конечно, обратиться к юристу, восстановиться в полиции – взяли бы обратно, с учетом последних событий. Но мне не хочется.
Живу на пособие. Помогаю двоюродному деду, Ричу, в магазине запчастей во Франкфорде. Занимаюсь бумагами, отвечаю на телефонные звонки. Рич платит мне наличными в конверте. Теперь, когда у меня стабильное расписание, безо всяких ночных дежурств, я нашла Томасу надежную няню. Она сидит с моим сыном два дня в неделю. По понедельникам и средам я беру Томаса к Ричу. По пятницам его караулит миссис Мейхон.
Система далека от идеала, но сбоев не дает. В будущем году Томас пойдет в садик – значит, снова все поменяется. Может, я поступлю в колледж. Может, стану преподавателем истории, как мисс Пауэлл.
Вот получу диплом – сразу в рамочку его и на стенку, а копию бабушке отошлю.
Утро вторника. Середина апреля. Открываю все окна. Только что отшумела гроза, воздух такой сладкий – хоть ложкой ешь. Запахи мокрых цветов и юной травы ударяют в голову. Закипает кофе. Новая няня подъедет с минуты на минуту. Томас в детской, играет в «Лего».
Я отпросилась у Рича на целый день.
Появляется няня. Прощаюсь с Томасом, иду к двери миссис Мейхон. Звоню. Спрашиваю:
– Вы готовы, миссис Мейхон?
В моей машине едем к Уилмингтону.
Поездка была давно запланирована.
Почву я подготовила еще в январе, пригласив на ужин Кейси и миссис Мейхон. В таком составе мы стали собираться у меня каждое воскресенье. Укладывали Томаса, а сами смотрели что-нибудь дурацкое по телевизору – какую-нибудь комедию. Кейси любит комедии. Иногда, правда, ей хочется «замочилова» – так она, даже после всех ужасных событий, называет документальные фильмы об убийствах. Неизменно они начинаются с сообщения о пропаже женщины, и неизменно убийцей оказывается ее агрессивный супруг или возлюбленный. Голос за кадром пугает спокойствием: «Это был последний раз, когда Миллеры видели свою дочь».
– Да это ж он! – обычно говорит Кейси о муже. – Он убил, ясно как день. Нет, вы только поглядите на эту рожу!
Иногда речь идет о малоимущих женщинах. Иногда – о богатых. Почему-то все они блондинки; разумеется, очень ухоженные, безупречно одетые. Жены врачей или юристов.
Они, эти блондинки, кажутся мне выросшими девочками, что когда-то давным-давно смотрели «Щелкунчика». Теми самыми, у которых волосы были собраны в тугие узлы, которые в своих нарядных однотонных платьях походили на стайку тропических птиц или на балерин. Которых обожали папы и мамы.
Каждое воскресенье Кейси брала с нас клятву, что мы навестим ее в родильной палате.
– А то буду лежать одна, как дура, – повторяла она. – Поклянитесь, что приедете. Обе поклянитесь.
Мы послушно клялись.
И вот я паркуюсь возле больницы.
Дочка Кейси родилась накануне. У нее еще нет имени.
Отец сказал, что малышка пока останется в отделении интенсивной терапии. Нужно ее хорошенько обследовать.
Кейси может глядеть на дочь, сколько душе угодно. Потому что слушалась врачей, выполняла все их предписания. У девочки, конечно, ищут признаки абстиненции.
Перед тем как вылезти из машины, миссис Мейхон взглядывает на меня, прикрывает ладонью мою ладонь. Сжимает.
– Вам это будет нелегко, Мики. Заставит вспомнить о Томасе, о его страданиях. Велика вероятность, что вы вновь разозлитесь на Кейси.
Молча киваю.
– Чтобы этого избежать, просто повторяйте про себя: «Кейси очень старается. Кейси очень старается».
В моей памяти хранится одна сцена с мамой – я про нее сестре никогда не говорила. Пока маленькая была, просто жадничала, по-детски. Потом стала бояться: если озвучу – воспоминание сотрется, исчезнет.