Алая шкатулка

Маскелайн провел тонкими пальцами по фотокопии манускрипта. Уортону на секунду даже показалось, что это причинило ему боль.

– Откуда у тебя это? – спросил Маскелайн.

Пирс постучал указательным пальцем по носу и сказал:

– Не только у вас одного есть секреты.

В его голосе было такое откровенное злорадство, что Уортон поспешил вмешаться:

– Предполагается, что мы работаем сообща.

– Вот и объясните ему это. – Пирс схватил манускрипт и спрятал его в карман. – В следующий раз своими заклинаниями он засунет меня в фарфоровый горшок.

– Да уймитесь вы, ради бога… Пирс, что с рекой? Она рычит, как дикий зверь. Это место когда-нибудь затопляло?

Пирс безразлично пожал плечами:

– Не знаю. Может быть.

Маскелайн с проводами в руках повернулся к ним спиной.

Уортон раздраженно выдохнул. Что происходит между этими двумя? Они враждуют? Это вызывало тревогу.

Но тут Ребекка взяла Уортона за руку и оттащила в сторону:

– Забудьте вы о погоде. У вас есть проблемы посерьезнее.

– Что еще?

– Сара. Она задумала кое-что украсть у Саммер. И подменыша перетянула на свою сторону.

Уортон похолодел:

– Украсть? Что украсть?

Ребекка пожала плечами:

– Какую-то монету.

Сара стала невидимой.

Кожа зудела все сильнее. Каждый раз, когда это происходило, у нее возникало такое чувство, словно она опять отдается во власть Януса. Будто бы снова возвращается в лабораторию.

Девушка натянула резиновые сапоги, надела плащ и выскользнула из комнаты. Она позволила себе вспомнить тот день в пугающе белой клинике. Тогда, придя в себя после наркоза, Сара почувствовала, как потусторонний холод закрадывается в самые дальние уголки ее мозга. Она помнила, как это было страшно. Холодная белизна все увеличивалась и как снежная лавина затопляла ее разум и воспоминания.

Сара тряхнула головой.

Этого больше не повторится.

Лучше умереть, но только не это.

Аббатство пропиталось влагой. В коридорах никого. Девушка крадучись шла по Большой галерее. Со стороны Тропы монахов доносились приглушенные голоса. Под ногами скрипели половицы. Сара быстро прошла мимо комнаты Джейка, мимо спальни Уортона, мимо запертой двери в комнату Венна, где тот предавался мрачным мыслям под смеющимся портретом на стене.

Спустилась по лестнице.

Внизу, как сторожа, сидели две кошки и с недовольным видом следили за ней раскосыми зелеными глазами.

У Сары екнуло сердце – они ее видели.

У парадной двери она проверила рюкзак. Вода, еда, маленький стальной нож.

Отодвинула засовы, открыла покореженную от сырости дверь и выглянула наружу.

А потом – ушла. Тихо, как шепот.

Как призрак.

– Смотрите, – едва слышно сказала я.

Вокруг стола зашелестели удивленные голоса. Руки крепче сцепились в кольцо.

Все вглядывались в загадочную черную поверхность зеркала в серебряной раме. В зеркале мелькали смутные силуэты, чей-то голос произносил одну лишь фразу и тут же стихал, появлялись и исчезали какие-то комнаты.

– Есть там кто-нибудь? – дрожащим от страха голосом спросила я. – Есть ли там дух, желающий заговорить?

В зеркале появилось множество теней.

Я содрогнулась и забилась в конвульсиях. Это у меня хорошо получалось – я много тренировалась. Потом распахнула глаза и увидела, с каким восторгом смотрят на меня сидящие вокруг стола дамы и пара джентльменов в черных сюртуках.

– Я здесь. – Мой голос совершенно изменился, стал тонким и писклявым, как у ребенка: – Мама?

По крайней мере половина женщин за столом вскрикнула. Естественно, я знала, что каждая из них кого-то потеряла. Да, вы вправе подумать, с моей стороны было жестоко эксплуатировать их горе. Но в свое оправдание скажу: я совершенно искренне считала, что мои сеансы им помогают. Что в них они находят утешение.

– Мама, – пришепетывая, пробубнила я, – это твое дорогое дитя. Я счастлива. Я вижу тебя.

Слезы. Рыдания.