— А я хочу. Я мечтаю о клочке земли. Даже если он не принесет мне никакого дохода. Просто я хочу любоваться им и иметь право сказать: «Это моя земля».
— Подумай, что ты говоришь, — возмутился Хуан, — мне кажется, в мире нет ничего более отвратительного, чем инстинкт собственности. Все должно быть общим.
— Вот пусть другие и отдают в общий котел все, что у них есть, — вмешалась в разговор Игнасия.
— Нам не следует кивать на других: нужно согласовать собственное поведение с велением совести.
— Разве совесть запрещает быть собственником? — спросил Мануэль.
— Конечно.
— Тебе запрещает, а мне — нет. Если встает вопрос, кем быть — эксплуатируемым или эксплуататором, я выбираю положение эксплуататора: кому же интересно гнуть спину всю жизнь, терпеть лишения, подыхать с голоду…
— Человек живет настоящим. Жизнь, какой бы ой ни была, есть жизнь, и насиловать ее законы бессмысленно.
— Ну хорошо, хорошо. Что ты хочешь этим сказать? Что не дашь мне денег?
— Почему же нет? Деньги ты получишь, если, конечно, мне присудят премию. Я только хочу сказать, что твое стремление стать собственником мне не по нутру. Сейчас ты живешь неплохо…
— А могу жить еще лучше.
— Ладно, поступай как знаешь.
Сальвадора и Игнасия, у которых инстинкт собственности был сильно развит, не разделяли, разумеется, взглядов Хуана.
Честолюбивые планы Мануэля, подогретые спором с Хуаном, пробудились с новой силой. Обе женщины твердили ему в один голос, чтобы он не упустил возможности снять в аренду типографию, и буквально через несколько дней показали ему газету с объявлением.
Мануэль отправился по объявлению, но хозяин сказал, что он уже передумал. Однако вскоре Мануэль узнал, что один иллюстрированный журнал продает новую печатную машину и новые литеры за пятнадцать тысяч песет.
Даже думать о такой покупке было безумием, но женщины настояли, чтобы Мануэль пошел и уговорил хозяина продать ему в рассрочку. Он послушался совета. Машина была в полном порядке: работала от электромотора новой конструкции и шрифты были новые. Однако хозяин не соглашался на рассрочку.
— Нет, нет, — сказал он Мануэлю. — Я согласен немного уступить, но деньги мне нужны наличными сполна.
У Сальвадоры и Игнасии было в общей сложности три тысячи песет, он мог рассчитывать еще на тысячу, которую ему обещал Хуан, но это была ничтожная сумма.
— Что ж делать, — сказал Мануэль. — Раз нельзя — придется подождать.
— Ну, а машина подходящая? — спросила Сальвадора.
— Отличная машина.
— Я бы этого так не оставила, — настаивала Садьвадора.
— Я тоже, — присоединилась к ней Игнасия.
— Что же мне прикажете делать?
— У тебя есть друг. Тот, что живет в отеле «Париж». Англичанин.
— Да, но…
— Боишься попросить? — не унималась Игнасия.
— Чего ради он даст мне пятнадцать тысяч?
— Можешь попросить у него под проценты. Попытка не пытка.
Мануэлю не нравилось такое предложение, но, чтобы успокоить их, он обещал при случае зайти к Роберту. Однако на следующий же день женщины принялись за свое. Тогда Мануэль решил прибегнуть к хитрости: он скажет им, что был в отеле, но англичанина нет в Мадриде. И этот план не удался: Игнасия его опередила — заранее навела справки и узнала, что Роберт никуда не уезжал.
Мануэль с большой неохотой отправился к своему другу, тайно надеясь, что либо ему самому под каким–нибудь благовидным предлогом удастся отложить встречу, либо тот откажется его принять. Но едва он переступил порог отеля, как столкнулся с Робертом.
Англичанин отдавал какие–то распоряжения слуге. Он выглядел сильным, возмужалым и держался весьма уверенно.
— Мое почтение, высокородный бродяга, — приветствовал он Мануэля. — Как поживаешь?
— Хорошо. А вы?
— О, я — великолепно… уже женился.
— Правда?
— Да, и скоро стану отцом.
— А как процесс?
— Закончился.
— В вашу пользу?
— Да, остается несколько заключительных формальностей.
— Сеньорита Кэт тоже здесь?..
— Нет, она в Антверпене. Ты ко мне? Какое–нибудь дело?
— Нет, ничего особенного. Просто решил навестить вас.
— И все же у тебя какое–то дело ко мне.
— Да, но, по правде говоря, лучше не заводить об этом разговор. Так… глупости.
— Нет уж, раз пришел — говори.
— Женщины подбили меня на это дело. Вы ведь знаете, я — наборщик; моя сестра и еще одна девушка, которая живет у нас, забрали себе в голову, что я должен завести свою типографию. Есть случай купить машину, совсем новую, и новый шрифт… но у меня нет таких денег… а они прогнали меня к вам, чтобы я у вас попросил.
— Сколько же на это нужно денег?
— Просят пятнадцать тысяч, но если наличными, то хозяин скинет тысчонку–другую.
— Значит, тебе требуется тысяч тринадцать — четырнадцать.
— Совершенно верно. Я знаю, что мне не получить такую сумму… Впрочем, ведь если и будут потери, то небольшие. Вы бы стали главным пайщиком, можно было бы попробовать… пройдет, скажем, два года, и, если ничего не выйдет, машину и шрифты продадим с потерей в одну–две тысячи, которые я мог бы покрыть.
— Но, кроме этого, будут расходы в связи с установкой машины, перевозкой, не правда ли?
— Это я беру на себя.
— У тебя есть какие–нибудь деньги?
— Тысчонки четыре.