Вечерние газеты сообщили об обыске на квартире у Мануэля и определили эту полицейскую акцию как совершенно пустую затею.
Пассалаква заявил, что он действительно анархист, но не является анархистом действия и что он прибыл в Испанию искать работу.
Некоторые данные позволяли заключить, что настоящее его имя не Пассалаква, а Бутти и что его разыскивает итальянская полиция. Выяснилось, что он приехал из Америки, где неоднократно арестовывался за кражи. Правительство настаивало на его немедленной высылке.
Возвратившись вечером домой, Мануэль имел разговор с Хуаном.
— Как ты мог принять участие в таком нелепом предприятии? — спросил он брата.
— Так надо. Необходимо делать революцию, а ради нее нужно идти на жертвы.
— Но ведь это глупо. Чего вы этим добьетесь?
— То есть как «чего»? Бомбами мы взорвем устои современного общества, построенного на несправедливости. А потом расчистим всю гниль, которая останется после него.
— И все это делается во имя всеобщего блага, не так ли?
— Именно так, — ответил Хуан.
— И во имя права на жизнь тех, кому она дана, вы убиваете детей, стариков, женщин… но ведь они тоже имеют право на жизнь…
— Это необходимо, — мрачно сказал Хуан.
— Ах вот как! Необходимо!
— Да. Врач, иссекающий гангренозную ткань, захватывает и здоровое мясо.
— И это говоришь ты, противник всякого насилия? — воскликнул Мануэль. — Ты, для которого право человека на жизнь — превыше всего; и теперь ты, которому противно видеть, как тунеядец паразитирует за счет трудящегося человека, спокойно допускаешь, чтобы какая–то невинная душа жертвовала жизнью своей во имя благополучия грядущих поколений. Я прямо тебе скажу: это не только глупо, это чудовищно. И если бы мне сказали, что счастье всего человечества зависит от слез только одного–единственного ребенка, и если бы я имел право решать, то я не допустил бы этого, даже если бы весь мир просил меня об этом на коленях.
— Ты поступил бы хорошо, — сказал Хуан. — Дети, женщины, слабые — вот для кого мы работаем. Ради них нужно разрушить современное общество, основанное на несправедливости, ради них нужно беспощадно выжигать социальные язвы.
Для Хуана с его пылким темпераментом все пути все способы были хороши, лишь бы они привели к страстно ожидаемой революции. Это будет заря нового дня заря справедливости; вздох облегчения вырвется из груди народа, который всегда мучили, истязали, эксплуатировали, который низвели до состояния вьючного животного. Это будет кровавая заря, когда в огне пожарищ затрещит здание старого общества, основанного на невежестве и неравенстве, и от него не останется ни руин, ни пепла, а грядущие поколения будут с презрением вспоминать об омерзительной жизни нашего подлого времени.
В черной лаве проклятий и всеобщей ненависти задохнутся богатые; это будет справедливое возмездие правящим классам, превратившим государство ради спасения своих богатств, нажитых грабежами и насилием, в полицейскую машину, сделавшим из государства карательный орган, который пулями «успокаивает» голодных и обездоленных.
И та бо́льшая часть человечества, которая ныне корчится в адских муках нищеты, восстанет наконец, силой водрузит знамя справедливости, уничтожит самую возможность творить подлость и беззаконие. А для этого, для того чтобы поднять массы на восстание, хороши все средства: бомба, поджог, цареубийство…
Что можно было ответить на эти фанатичные заклинания? Что можно им противопоставить? И когда Хуан успокоился, Мануэль повел атаку с другого конца.
— Раз уж ты решился на такую огромную жертву, сказал он, — то по крайней мере неплохо бы узнать, не обманывают ли тебя. Твой Пассалаква действует по указке полиции.
— Ты думаешь?
— Я в этом уверен. Суди сам, кто же может свободно разъезжать с целым ворохом запрещенной литературы и держать при себе огромный нож, на рукоятке которого выписаны имена всех знаменитых анархистов?
— Я не вижу в этом ничего особенного.
— Допустим. Но я утверждаю, что Пассалаква служит в полиции, что ему было заранее известно про обыск у нас в доме, и если ты будешь так доверяться первому встречному, все твои жертвы во имя анархии будут напрасны, более того: ты только окажешь правительству великую услугу. Ведь ты раньше не знал Пассалакву, правда?
— Да, не знал.
— Откуда же он взялся?