— Видишь ли, я теперь не знаю, когда снова вернусь в Испанию. Возможно, долго не приеду. Понимаешь? Да. Я говорил о тебе с женой и с тещей, рассказывал им о твоей жизни, тщательно нарисовал портрет Сальвадоры, и они очень порадовались, что у тебя все хорошо. И они обе сказали мне, чтобы в знак их дружеского расположения к тебе ты оставил бы за собой типографию.
— Но это невозможно!
— Почему же невозможно? Вот запродажная запись. Держи.
— Но ведь это большие деньги?!
— Эка важность — большие деньги! Послушайся только моего совета: поскорее женись на девушке. Прощай!
Роберт схватил руку Мануэля, горячо пожал ее и спустился по лестнице. Затем, уже из коридора, он крикнул:
— Да, вот еще что! Если ты назовешь своего первенца Робертом, я приеду из Англии крестить его.
Мануэль, еще не оправившись от изумления, вернулся в столовую и сел рядом с Сальвадором
— Он подарил мне типографию, — сказал Мануэль.
— То есть как?
— Да. Вот запродажная. Теперь тебе не придется так много работать, не нужно будет думать, как скопить деньги. Мой друг — большой чудак. Правда?
— Он очень симпатичный.
— И благородный.
— Должно быть.
— И энергичный, правда?
— Да.
Вдруг Мануэль, напустив на себя вид отчаявшегося человека, шутливым тоном произнес:
— Знаешь, я ведь очень ревнив.
— К кому же ты ревнуешь?
— К Роберту.
— Почему?
— Потому что ты слушала его с восхищением.
— Это правда, — смеясь, сказала Сальвадора.
— А мной ты не восхищаешься?
— Ни капельки. Ты не такой энергичный…
— И не такой красивый, не правда ли?
— Правда.
— И не такой умный?
— Конечно нет.
— И после всего этого ты говоришь, что любишь меня!
— Я люблю тебя, потому, что у меня дурной вкус; я люблю тебя таким, каков ты есть, — грубоватым, некрасивым, мало энергичным.
— Тогда… позволь мне поцеловать тебя.
— Нет, только когда поженимся.
— Кому же нужна эта комедия женитьбы?
— Нашим детям.
— Ах, вот оно что! Значит, ты хочешь, чтобы у нас были дети?
— Да.
— Много?
— Да.
— И ты не боишься иметь много детей?
— Нет. В этом призвание женщины.
— Тогда я должен поцеловать тебя — ничего другого не остается. Я запечатлею почтительный поцелуй. Не хочешь? Я поцелую тебя, как святую. Тоже не согласна? Тогда я поцелую тебя, как поцеловал бы красное знамя…
Сальвадора поколебалась и подставила щеку, но Мануэль поцеловал ее в губы.
VIII
Ничто не изменилось в доме после заключения брака, которое обошлось без всяких торжественных церемоний. Мануэль буквально сиял. И только здоровье Хуана омрачало его счастье. Брат находился в состоянии беспокойства, его все время лихорадило. Ночью, во сне, он что–то кричал и, не переставая, надрывно кашлял. Лекарств он уже не принимал и не обращал никакого внимания на предписания врача: выходил из дому когда вздумается; когда вздумается пил водку, чтобы несколько подбодрить себя, и встречался с друзьями в таверне Чапарро.
Между тем Сильвио Фернандес Трасканехо развил бешеную деятельность. Он сумел втереться в доверие всех членов кружка, собиравшегося в «Заре», и внушил им, будто ко дню коронации готовится грандиозный революционный заговор.
— Итак, когда будет дан сигнал, — говорил Трасканехо, — я поведу бедноту к центру города.
Хуан больше, чем все остальные, верил его болтовне.
— Дело на мази, — сказал однажды Мадридец Мануэлю. — Надо ковать железо, пока горячо. В Мадрид съехалось семьдесят с лишним анархистов. Испанская полиция и иностранные агенты сбились с ног, но никак не могут их найти. Мы получили распоряжение из Лондона и будем поджидать процессию по пути следования. Если схватим короля живым, тем лучше.
Хуан с лихорадочным нетерпением ждал решительного момента. Нервы были напряжены до крайности, он не знал ни минуты покоя и готов был пожертвовать собой во имя общего дела. Кроме того, — и это особенно мучило его, — он на все смотрел глазами художника. Он уже ясно видел, как движется за королевской четой блестящий кортеж — все эти принцы, посланники, придворные дамы в окружении леса штыков, и воображал, как он бросится вперед, навстречу свите, и остановит процессию пронзительным возгласом: «Да здравствует анархия!»
В ночь накануне торжеств Хуан не вернулся домой.
Мануэль отправился искать его в «Зарю».
Он встретил там Англичанина, Пратса, Мадридца и Сильвио. Сильвио ораторствовал. Оказалось, что Хуана никто не видел. В этот момент вошел Либертарий, приблизился к Сильвио, схватил его за полу и сказал:
— Вы доносчик и полицейский шпион. Ну–ка, вон отсюда!