Алая Завеса

Глесон смутился. Юлиан представил, какой ему показалась Пенелопа и не пожелал разделить с ним этого чувства. Юлиану, например, было жаль «несчастного старика», коим нарёк себя Глесон, но у него-то выбора никакого не было. И сам Глесон ни за что не отпустил бы его.

— Ты не понимаешь, что говоришь, — сказал ей Юлиан. — Помнишь, как мы на старом складе сцепились с вервольфами? Сколько их было? Десять? Двенадцать? Кстати, вот один из них, на первом сиденье!

— Недобитый, — улыбнулась Пенелопа, хотя она вряд ли намеревалась зло подшутить над веровольфом.

— Легко нам тогда было справиться? — продолжил ворчать Юлиан. — Не думаю. А в этом лесу таких вервольфов в десяток раз больше. Мы зайдём в их владения и они попытаются всеми силами защитить их. То бишь, убить нас. Всё ещё хочешь в лес?

— Теперь желания стало ещё больше, — улыбнулась Пенелопа.

Почему она была так довольна? Она не понимала, что это не шутки совсем?

— Мы будем незаметно пробираться туда при помощи этого вервольфа. Знаешь ли, мы не можем доверять ему. Вдруг он предаст нас? Мы очень рискуем. А если и не предаст, нас легко могут заметить. Тогда нам не спастись. И это очень страшно.

— Боишься ты, а не я, — сказала Пенелопа. — Сам же учил меня.

Ничему такому он её не учил. И явно не имел в виду такие вот смертельно опасные приключения.

— Сейчас наложу парализующее заклятье…

— Я его сама на тебя наложу.

Юлиан понял, что спорить уже бессмысленно. Если девушка настаивала на своём, она ни за что не сходила со своей точки зрения. И не боялась Юлиана, потому что знала, что никакого вреда он её не причинит. И, увы, это было правдой.

Глесон заставил всех выйти из машины и открыл багажник машины. Он очень сейчас напоминал старого охотника на нежить, потому что чего только в багажнике не было. Похоже, что весь свой арсенал из склада он перенёс сюда. Ножи, ружья, револьверы…

— Вы берите по два револьвера, — сказал он Пенелопе и Юлиану. — На всякий случай, возьмите ещё по ножу. Очень надеюсь не вцепиться в драку, но перестраховаться стоит. Теодор не получит ничего.

— Мне ничего и не нужно, — понимающе кивнул Теодор. — Я до ужаса боюсь этих штук.

— Заклятья какие-нибудь помните?

Юлиан подумал, но ничего целесообразного не придумал. В прошлый раз же не вспомнил ничего из магии и пришлось отбиваться от орды разъярённых вервольфов подручными средствами.

— Ружьё? — удивился Юлиан. — Вы возьмёте с собой ружьё?

— Это дробовик, — поправил юношу Глесон.

— Мои собратья не очень-то доверяют людям с оружием, — сказал Теодор.

— Они вообще никому не доверяют, — ответил Теодор. — Всё, выходим.

Юлиан набрал побольше воздуха, посмотрел на Пенелопу и вновь убедился, что она ничего не боится. Ему бы её бесстрашия! Потому что он очень боялся, но не за себя в первую очередь, а за неё. Юлиан никогда не простит себе, если с ней что-то случится. Даже если Пенелопа просто получит безобидную царапину.

Когда они вошли в лес, всё изменилось. Он был настолько густым, что сразу показалось, что там ночь. Внутри этого леса, похоже, всегда ночь. И он явно пах недружелюбием. От него прямо-таки пахло страхом.

Не все леса были такими. Дед Юлиана владел обширными территориями около своей усадьбы, и он включали в себя живописного вида озера и опять же лес. Только этот лес был не четой этому, потому что выглядел он как никогда приветливо. Вся живность этого леса ограничивалась всегда поющими птичками и ещё вечно прыгающими с ветки на ветку белками. И света там было больше, и деревья зеленее.

— Много лет назад охотники были здесь частыми гостями, — поведал Теодор, когда четвёрка пробиралась сквозь трущобы. — Тогда они понаставили тут кучу капканов и нам удалось найти далеко не все. Я и сам как-то находил капкан. Ну как находил. Я в него наступил и мне чуть не оторвало ногу. Жуть какая боль была. Вспоминаю до сих пор. Поэтому до сих пор смотрю под ноги.

— Почему охотники не ходят туда сейчас? — поинтересовалась Пенелопа.

— Здесь слишком много вервольфов, — ответил ей Глесон. — И другие твари водятся, но волки явно преобладают. Они господствуют тут и не выгоняют остальных только потому, что тем больше негде будут жить. Что-то вроде солидарности, но явно неустойчивой. Люди же перестали сюда ходить, когда поняли, что так много вервольфов им не истребить. Тогда и заключили что-то вроде перемирия. Люди не суются в лес, а вервольфы не лезут в город. Так вот и живём уже лет двадцать. И, надо сказать, спокойнее как-то стало. Разве что местным охотникам работы поубавилось.

— И мы это перемирие сейчас нарушаем, — заключил Юлиан.

— Именно. Надеюсь, что нас простят.

А ведь Юлиан сын человека, который, возможно, был другом вервольфа. Как они отнесутся к этому? Стоило спросить у Теодора, но все карты в присутствии Глесона он раскрывать не хотел. Не время.

Чем дальше они шли, тем темнее становилось. Теодор и впрямь их вёл какими-то тайными обходными тропами, которые зигзагами водили туда-сюда, но никогда не обрывались на тупике. Юлиан всё больше и больше верил в пригодность Теодора как помощника.