Алая Завеса. Наследие Меркольта

– Он и не завянет, покуда в вас ещё присутствует тепло, – ответил Тейлор. – Тепло к тому, кто его подарил вам.

Юлиан попросту не хотел отвечать, потому что перед глазами не переставали мелькать воспоминания тех встреч, объятий и поцелуев. Разочарования, смертей и расставаний.

– Вы намереваетесь купить меня ностальгией? – наконец собрал свою волю в кулак Юлиан по прошествии почти минуты.

Ему хотелось смять этот цветок, выкинуть и растоптать, но человечность и уважение к тому, кто передал его ему, не позволяли этого сделать.

– Я лишь сделал то, о чём меня попросили, – ответил мистер Тейлор.

– Значит, вы виделись с ней?

– Не мог иначе, я её преподаватель естествознания.

– Что она говорила? – накинулся Юлиан с вопросами. – Что говорила обо мне?

– Я надеюсь, что вы сами об этом спросите, герр Мерлин. Кстати, совсем забыл.

Он снова полез в карман, после чего вытащил оттуда железнодорожный билет и протянул Юлиану.

Одной рукой держа цветок, а другой билет, Юлиан раскрыл его. Поезд ехал в Свайзлаутерн. Прямой рейс.

– Это тоже мне? – поинтересовался он.

– Исключительно верно, герр Мерлин. Отбывает сегодня, десятью минутами ранее вашего поезда.

Юлиан помял билет в руках, и уже приготовился было вернуть его.

– Вы зря потратили деньги, – сказал он.

– Ничего не бывает зря. Нет смысла возвращать его мне, потому что никакой пользы он уже не принесёт. Ваше право распоряжаться им как хотите. Можете растоптать его и выкинуть, но я его обратно не приму. А сейчас нам пора отправляться обратно в зал суда. Иначе сеньор Раньери убьёт не только вас, но и меня.

Юлиана никоим образом не удовлетворил этот ответ, но он знал, понимал по выражению лица преподавателя, что ничего от него более не услышит.

Когда Юлиан возвращался в зал заседания, он хотел стать невидимым и неслышимым для всех, потому что не желал испытывать этого позора. Как нельзя кстати сейчас пришёлся бы листок «красного призрака», но откуда ж теперь его взять?

Пройдя по этой позорной тропе, Юлиан наконец-то присел на своё место. Он отчаянно пытался игнорировать взгляды в свою сторону, но они пробивали его тело насквозь сотнями выстрелов и не давали покоя.

– Всем встать, – произнёс Бенджамин Ноттингемский, который вернулся позже всех.

Весь зал, включая Юлиана, поднялся.

– Мы рассмотрели полученные показания сегодня и полученные ранее, – закряхтел судья. – На их основании Якоб Вольф Сорвенгер признан виновным в убийстве Ровены Спаркс, Люция Карнигана и Грао Дюкса, а так же признан виновным в террористическом акте на территории Свайзлаутерна. На основании Кодекса Шмельцера суд приговаривает Якоба Вольфа Сорвенгера к ста годам лишения свободы в исландской тюрьме Хьормурд.

Зал молчал. Не было понятно, устроил ли приговор всех присутствующих, ибо многие ожидали смертной казни.

Однако никто не осмеливался сказать ничего против.

– Надеюсь, что ста лет вам хватит для того, чтобы переосознать произошедшее. Если, конечно, доживёте, – ухмыльнулся судья.

Более всего Юлиана удивило то, что Сорвенгер тоже в ответ улыбнулся. Словно он получил то, что хотел, и в итоге вышел из этой битвы победителем.

Приговор означал то, что никто не вслушался в слова Юлиана. В принципе, это было и ожидаемо, ведь с самого начала его показания произвели на зал исключительно комический эффект, и судью, однозначно, не тронули.

Теперь он никогда в жизни не увидит Сорвенгера, однако он будет жить. Человек, убивший Ривальду Скуэйн, будет жить, и Юлиан будет помнить об этом. Пусть он и будет находиться в самой охраняемой тюрьме Европы, пусть его там будут истязать сколько угодно.

Юлиан хотел крови, но её не получил. И пусть многие тысячу раз скажут, что смерть куда милосерднее пожизненного заключения. Но на примере Молтембера Юлиан знал, что некоторых людей может остановить раз и навсегда только смерть.

– Солнце воссияет, и Халари скоро придёт к нам, – неожиданно сказал Сорвенгер. – Он уже ближе, чем кажется.

Зловещая улыбка была последним, что увидели присутствующие в зале от Сорвенгера. Уже спустя секунду его увели куда-то далеко и надолго. Возможно, навсегда.

Никто не понимал, что значили последние слова Сорвенгера, и лишь сеньор Джампаоло немного смутился. Юлиан заметил это, но дед ни за что не рассказал бы ему ничего об этом.

Когда они залезли в такси, Юлиан приготовился к самому худшему. За все свои ошибки и слова нужно однажды платить и сейчас, скорее всего, настал тот самый момент.

– Ты ослушался меня, – не глядя на внука, произнёс дед.

– Я не обязан выполнять чьи-то приказы, – ответил Юлиан. – И люди должны были знать правду.

Бежать отсюда было некуда, поэтому он очень рисковал.

– Значит, правду? Так ты это называешь? Тебе повезло, сорванец, что тебя приняли за умственно отсталого. А вот мне повезло не очень, потому что теперь все знают, что мой внук страдает идиотизмом.

– Идиотизмом страдают те, кто не слушал меня. То есть – все, – парировал Юлиан и ни капли не пожалел о своих словах.

Умирать, так с песней.

– Стоило отказаться от этого, – проворчал дед. – Знал же, старый дурак, чем всё обернётся, и всё равно пошёл на это.