Аламут

— Нет веры твоей мудрости. Я знаю, кто ты, дух огня. Неужели все твои годы не смогли научить тебя быть разумным?

— Я очень молодой демон. — И он чувствовал это, здесь, сейчас, рядом с этой смертной женщиной и ее учеником, который никогда не будет мужчиной. Юность не была чем-то чуждым для него, который никогда не станет старым, но он забыл, что значит быть безрассудным мальчишкой, не проверенным в деле, не испытавшим ничего, лицом к лицу с врагом, который не обладал этими недостатками.

И он исчерпал свою силу, чтобы дать Джоанне жизнь.

Айдан выпрямился и выдавил улыбку. Быть может, в делах могущества он и был ребенком, но телом он был мужчина, и знал, что такое война.

Джоанна спала, защищенная доспехом из света. Он покинул ее и ее темноглазых стражей, и отправился взимать цену за ее кровь.

Часть V. Масиаф

24

Во внешнем дворе светили факелы, перестукивали копытами и беспокоились лошади, один из толпы вьючных верблюдов то и дело ревел от отвращения. Айдан смотрел на все это с некоторым удивлением. Он предполагал, что его мамлюки последуют за ним. Но он и не думал, что обнаружит здесь экспедицию, снаряженную, словно для рейда по пустыне.

К нему направлялся Карим, как всегда вычурно-элегантный, с завитой и надушенной бородой и в гороподобном тюрбане. Он выглядел невеселым, но причиной тому было загадочное происшествие и несчастье с Джоанной. Под этим, насколько могла проникнуть ослабевшая мощь Айдана, Карим был весьма доволен. Ему поставили невозможную задачу, он выполнил ее, он был рад отделаться от беспокойных гостей; и при этом он заплатил за все меньше, чем ожидал.

Он вежливо, хотя и без особой приязни приветствовал Айдана.

— Сожалею, — сказал Карим, — что мы не имели возможность снабдить вас всем, о чем договаривались. Проводниками, нужным количеством вьючных верблюдов, двойными заменами…

— Неважно, — оборвал его Айдан. — Я вижу две лошади для каждого человека и достаточное число верблюдов. В проводниках я не нуждаюсь. Я знаю, куда мы направляемся.

— А знаешь ли ты, где безопасно, а где племена запрещают проходить?

— Бог проведет меня, — ответил Айдан.

Ни один добрый мусульманин не мог допустить и тени сомнения в подобном заявлении. Карим, пойманный на вере, вернулся к долгу:

— Я рассказал предводителю твоих мамлюков все, что я знаю о дороге и ее опасностях. Тебе лучше ехать осторожно, особенно там, где местность кажется наиболее тихой. Тот, на кого ты охотишься, не использует племена как свое оружие, и они нападают просто из любви к схваткам.

— Значит, я могу угодить им, вступив в бой?

— Юность, — промолвил Карим, — удивительная пора.

Человек может умереть в схватке, говорили его глаза. А этот человек опозорил родственницу Карима и его Дом; а Аллах столь же справедлив, сколь и милосерден. Если это и была молитва, то какая-то хитрая.

Айдан усмехнулся.

— Это вряд ли голос юности, господин. Меня воспитали так, чтобы оказывать уважение как врагам, так и друзьям.

— Бог да поможет твоим друзьям.

Неосторожное высказывание. Айдан мысленно воздал ему должное, оборачиваясь и находя взглядом своего серого мерина, которого держал за узду Арслан. Глаза мамлюка несколько напоминали совиные, но он по крайней мере мог улыбнуться в ответ. Другие не настолько владели собой. Под взглядом Айдана усмешки пропадали, но звенящая свирепая радость не исчезала.

Он и сам чувствовал эту радость. Она была черной и алой, как пламя во тьме. Он легко взлетел в седло.

— Я вернусь, — пообещал он, — чтобы увидеть, чем завершится наша сделка.

Кариму не пришлось прилагать многих усилий, чтобы пробормотать в ответ:

— Аллах велик. — А потом, поскольку он был честный человек и не видел проку в мстительности, добавить: — Да дарует Бог успех твоему предприятию.

Айдан поклонился, сидя в седле. Его сорвиголовы ожидали. Он дал команду отправляться.

Город закрывался до рассвета, но Дом Ибрагима имел влияние на охрану боковых ворот. Когда город остался позади, никто не оглянулся на эту массу тени и звездного света, носившую название Алеппо. Часть сердца Айдана осталась там, и большая часть его силы, и кусочек его души, если у него была душа. Но все это он уносил в своей памяти. Взгляд его был устремлен на дорогу впереди.

Пять дней пути до Гамы на Оронтесе, наиболее подходящим для дороги аллюром; а потом три дня с меньшей скоростью и с оглядкой до Масиафа. Для Айдана в эту первую ночь, когда звезды бледнели перед рассветом, Масиаф казался столь же далеким, как луна. Он шел так далеко и так долго; он потерял могущество, чтобы увидеть финал.

Мамлюки были мусульманами, и весьма ортодоксальными. Даже Конрад с его прекрасным викингским ликом пять раз между рассветом и ночью кланялся в сторону Мекки: при первых проблесках света, на восходе солнца, в полдень, на закате и перед сном. Они были так же пунктуальны, как монахи, и столь же непреклонны.

Они к тому же были быстры. Айдан вынужден был признать это. И разумны: они никогда не упускали подходящего случая дать отдых коням.