Аламут

И это было отнюдь не случайно. Дом Ибрагима знал, в какой опасности находится Джоанна, и принял все меры безопасности. Гарем потеснился. Незамужние женщины, женщины с детьми, женщины, чьи мужья отсутствовали по делам Дома, размещались в спальнях по две и по три. Джоанна не проводила ни единой ночи без Айдана с тех пор, как он впервые пришел в ее шатер. И в этой теплой и душной комнате, полной народа, ей было холодно. Спина Алии, прижимающаяся к ее боку, изобильная плоть Нахар, придавившая руку, громовой храп Самина — все это заставляло ее томиться по высокому стройному телу любимого, и любви, свершающейся в молчании из страха перед разоблачением, и по его запаху, подобному аромату дубовой рощи летом.

Однажды она пыталась ускользнуть. Самин поднялся и последовал за ней. Он ждал возле отхожего места, куда она должна была зайти, чтобы не выдать своих истинных намерений, а потом проводил ее обратно в комнату. Он не сопровождал Алию во время ее многочисленных прогулок. Не было ни тени сомнения — он специально был приставлен охранять Джоанну.

Было бы легче, если бы она знала, что Айдан не совершит ничего безумного. Быть может, не сегодня. У него хватит на это рассудка. Но если он будет проводить отдельно от нее ночь за ночью, рано или поздно он не выдержит, и невозможно предсказать, что он сделает тогда.

Когда все будет позади, она должна будет вернуться в Иерусалимское Королевство. Ранульф может попытаться вернуть ее. Она была его женой; и этого было не изменить. Она не знала — помоги ей Боже, она не знала, хочет ли она изменить это. Она не хотела быть женой Айдана, даже если бы он желал этого, просил об этом. Жена — это слишком похоже на служанку. У жены есть долг перед ложем мужа. Но долгу не было места в том, что происходило между нею и сыном колдуньи из Каэр Гвент.

Он мог быть во всем подобен человеку — теплая плоть, быстро пробуждающееся желание, слезы, когда он горевал, смех, когда он радовался. Он был верным христианином, как и любой дворянин, хотя порою забывался и взывал к богине своей матери. Он не был дьяволом, чудовищем, непостижимым для человека созданием.

Но он не был человеком. Когда он позволял себе быть самим собой, он мыслил не как человек. И поэтому она была связана с ним большим, нежели просто желанием. Она боялась его. За него. Он был опасен, как хищное животное, и так же обречен. Люди охотятся на хищных животных, убивают их и называют это справедливым, потому что этот мир создан не для хищников, а для людей.

«Будь человеком, — просила она его — умоляла его. — Думай. Помни о грозящей мне опасности.» Потому опасность, грозящая ему самому, его не заботила.

Быть может, он услышал. Он не пришел.

Он был мудр; и она тоже. Но как она желала его!

Айдан слышал ее. Он видел, какая охрана окружает ее. Никто из них не смог бы устоять против колдовских чар. А смог бы он? Он даже не знал, с чем ему предстояло столкнуться — с демоном, со смертным магом или вообще ни с чем, кроме ночного кошмара.

И он не сможет это узнать, пока не увидит. Но чтобы увидеть, он должен приманить это; и он не желал — не мог — использовать Джоанну в качестве приманки.

Он сел на своем матраце. Возможно, ему и не надо было делать этого. У него есть собственная магия. Да, она была ограничена. Но возможно — возможно — ее окажется достаточно.

Айдан со стоном откинулся назад. На магию нужно время. Время, которого у него может не оказаться. Он упустил все имевшиеся возможности, пока караван вез его и Джоанну сюда. Этот город был раскрыт, как челюсти капкана, быть может, именно здесь ассасин собирался нанести удар; и возможно, нанесет его скоро. Половина Алеппо знала, что с юга прибыл караван Дома Ибрагима. Известие достигнет Масиафа, словно на крыльях. И затем последует удар из тьмы.

Страх заставил чувства Айдана резко обостриться. Но никакой опасности он не обнаружил. Джоанну охраняли; никто не подкрадывался к ней. Никакого зла против нее не замышлялось в городе вокруг.

Айдан не стал задерживаться, чтобы прочитать все остальное, хотя кое-что из этого мимоходом проникло в его сознание. Он не собирался сегодня путешествовать в потоках сознаний, хотя давно уже не пробовал этого. Он настроил всю свою силу на охрану, а всю волю — на сон, и собирался пережить ночь.

После своих бессонных рассуждений он проснулся, когда солнце уже давным-давно взошло. Арслан, твердой и безжалостной рукой разбудивший его, сообщил, как только Айдан открыл глаза:

— Господину моему следует быстро подняться. Господин мой получил приглашение туда, куда лучше счесть должным явиться.

Айдан со стоном сел, откидывая волосы с лица.

— Не соизволит ли мой слуга объясняться на простом арабском?

Арслан без тени раскаяния улыбнулся.

— Ты удачлив, господин мой. Госпожа Хадижа хочет говорить с тобой. Я не думаю, что другие могли бы получить приглашение так скоро.

Айдан знал, что это верно. Как госпожа Дома, Хадижа кое в чем стояла выше королевы и прекрасно это понимала. Он немедленно поднялся и попал в умелые руки Арслана. Пока мамлюк омывал его, Айдан сказал: