Алан

Я ни за что не смогла бы сказать, сколько длилась моя экзекуция. Может быть, минуту? Пять минут? Час? Несколько часов? Не знаю. Время для меня перестало течь в привычном порядке, а в голове остался только странный гул.

Было ли мне больно сильнее когда-либо за всю мою жизнь?

Нет. И дело было не только в физической боли, хотя, мне казалось, что на коже спины и ягодиц не осталось живого места, мне представлялись картины того, что там осталось одно лишь кровавое месиво, но душевная боль… она была в тысячу раз сильней.

Это ведь был не незнакомый человек. Это был не враг. Это был мой любимый мужчина, который клялся оберегать, защищать, любить и делать счастливой. И так до конца наших с ним дней.

Я сама его выбрала. Я впустила Алана в свою жизнь, я поверила ему, хотя меня предупреждали, что он – не лучшая кандидатура и мне есть, чего опасаться. Но я не верила. Я не слушала, потому что думала, что моему сердцу виднее и оно не подведет, не ошибется.

Ошиблось.

Ошиблось, иначе я бы сейчас не ползла на карачках на свой «собачий коврик», задыхаясь от боли и мечтая умереть, перестать существовать, только бы не помнить о том, что только что произошло. Ошиблось, иначе я бы не смотрела в злые, черные глаза напротив, что были наполнены лишь ненавистью и презрением ко мне. Ошиблось, потому что Алан не любил меня в ответ также сильно, как я его, если вообще когда-либо любил. Ошиблось, иначе он не ушел бы наверх молча, так, словно сегодня выдался рядовой, тихий и спокойный вечер, оставив меня тихо выть на холодном полу гостиной голую и истерзанную.

Я потеряла счет времени и перестала понимать, где и зачем нахожусь. Свернувшись в клубок, я продолжила плакать, лежа на «своем месте», наблюдая за тем, как очертания камина, что находился напротив, постоянно расплываются и не желают оставаться четкими ни при каких условиях.

Лучше бы мы никогда не встречались.

Лучше бы Алан никогда не входил в тот флористический магазинчик, где я иногда подрабатывала.

Лучше бы я никогда не отвечала ему взаимностью и не верила его словам.

Лучше бы я никогда не отвечала ему «да, я согласна».

Следующий день пришел, на удивление, быстро. Я провела несколько часов в странном забытье, лежа на полу, даже не укрывшись, на утро чьи-то сильные руки подхватив меня, перенесли на диван. А дальше стало тепло. Когда я пришла в себя, часы показывали начало третьего.

Оглянувшись, я поняла, что нахожусь на диване, а Алан вертится на кухне. Правда додумать свою мысль мне не удалось, стоило моему телу сместится буквально на миллиметр, как его пронзила ужасающая по силе боль.

У меня болело все. И такого я не испытывала никогда за всю свою жизнь.

Я даже не знала, что такое возможно, потому что выл буквально каждый сантиметр, я также не знала, что болит сильнее, потому что не могла сосредоточиться на каком-то одном месте. На глазах навернулись слезы, и я их прикрыла.

Как же ж так… почему то, что начиналось так прекрасно обернулось в подобный кошмар?

Как же хотелось исчезнуть. Просто исчезнуть с лица Земли и забыть обо всем этом ужасе.

У меня никогда не было нормальной семьи. Я никогда не знала чувства защищенности и стабильности, я всегда была одиноким изгоем, который радовался любым крохам внимания и похвалы. Когда я встретила Алана, мой мир перевернулся. Он стал мне опорой и поддержкой, лучшим другом и семьей, не просто любимым мужчиной. Он окутал меня любовью, невидимой, бестелесной, но такой необходимой, такой важной. Он казался мне самым добрым человеком на всем белом свете.

Я думала, что уже отстрадала свое и теперь меня ждет впереди только хорошее, только светлое. Я так надеялась на счастливую семью с ним…

– Держи…

Я открыла глаза и слезы все же скатились по щекам. Я сглотнула и отвернулась от кружки, кажется, с горячим чаем. Алан сел рядом и тяжело вздохнул. Такой большой и сильный. И раньше я была уверена в том, что мне совершенно нечего этого опасаться, наоборот, я чувствовала себя защищенной от всего мира. Ошибалась…

– Надо выпить. И поесть. Я там приготовил еды, – он кивнул в сторону кухни, но я снова покачала головой, морщась от боли. – Не упорствуй. Поешь, а потом нужно будет что-нибудь придумать с твоими… ранами. – Он поставил кружку на журнальный стол, что стоял рядом с диваном, но я и не подумала прикасаться до горячего напитка.

– Я не хочу.

Надо же, а ему ведь было стыдно. Ведь было? Опущенная голова, взгляд, который он отводил в сторону, нервно сцепленные друг с другом пальцы, тяжелые вздохи…

Нет, мне не казалось.

– Почему?

– Что «почему»?

– Почему ты так жесток со мной? – спросила я, понимая, что гнев, злость, обида, ужас пережитых дней, все смешивается внутри, подобно буре, и образует вихрь эмоций, готовых выплеснуться с секунды на секунду.

– Тася… не начинай, – прошипел Алиев.