Алан Мур. Магия слова

Наглядный факт – голливудские версии привели новых читателей к комиксам, на которых те основаны. Лучший пример, пожалуй, самый первый фильм – «Из ада». Комикс с самого начала сопровождали проблемы с производством и распространением. Прошло три с половиной года, прежде чем сюжет дошел до первого убийства, и десять лет – между публикациями пролога и эпилога[848] Тираж от Kitchen Sink – последнего из четырех первоначальных издателей «Из ада», – всего 4000 экземпляров. Kitchen Sink обанкротились в 1999 году, после чего стало невозможно докупить старые номера. «Из ада» был дорогим комиксом, который трудно собрать целиком, и сравнительно малоизвестным образцом творчества Мура. Даже создатели фильма не смогли найти достаточно номеров, так что пришлось ксерокопировать самим. Первый сборник «Из ада» вышел в ноябре 1999 года – его самостоятельно опубликовал Эдди Кэмпбелл, получив меньше 6000 заказов, так что пришлось «использовать самые дешевые материалы». Однако рекламная кампания перед выходом фильма разожгла интерес книжных магазинов в США и Соединенном Королевстве. Когда «Из ада» появился в кинотеатрах, книга выходила тиражом в 110 тысяч экземпляров, а через несколько лет и это число удвоилось[849]. «Из ада» – книга, которая так и ждала новой волны интереса, но именно катализатор в виде фильма поднял ее на вершину достижений Мура[850].

Тот же алгоритм повторялся с каждой картиной: в предвкушении зрители искали исходный материал, и, хотя продажи падали сразу же после выхода фильма, они все равно оставались на более высоком уровне, чем раньше. Это относится даже к адаптации «Хранителей» несмотря на то, что книга и так расходилась миллионными тиражами и была самой известной и обсуждаемой работой Мура. DC хвастались, что напечатали миллион копий графического романа, чтобы успевать за спросом из-за трейлера перед «Темным рыцарем»[851].

Публичное отречение Мура от фильмов – и отказ от денег – подарили мейнстримным журналистам простой сюжет о мэверике, которого заботит только искусство и который поносит корпоративную машину. Отсюда в десятках газетных статей и журнальных профилей возникла нелепая мысль, будто он затворник и не желает славы. Идея о Волхве Муре вовсе показалась СМИ неотразимой, и они склонялись к названиям вроде «Волшебник страны… Нортгемптон» (The Wonderful Wizard of … Northampton) и «Может, это волшебство?» (Could it be Magic?). Явным преимуществом для Мура стало то, что подобный ракурс подчеркивал контраст между текущими, самыми трудными и личными работами – такими как «Пропащие девчонки», «Раскопки» и «Иерусалим», – и глянцевым голливудским продуктом на основе старых комиксов, так что новое творчество привлекало куда больше внимания британских серьезных газет, чем способен любой супергеройский комикс от DC.

Это же позволяет ему выводить на новый уровень местные проблемы Нортгемптона – протесты против закрытия библиотеки Святого Джеймса или решение управы продать древнеегипетскую статую[852]. Мур приводит пример этого «громкого голоса», которым теперь пользуется в свое удовольствие:

После посещения музея христианами-фундаменталистами трусливая управа графства закрыла выставку, посвященную эволюции. Так что в субботу вечером мне позвонил Норман [Норман Адамс, местный активист] и сказал: «Слушай, вот у нас какие новости. Я соберу небольшую протестную группу завтра перед музеем, в час дня. Ты, случайно, не придешь, не скажешь пару слов?» Я сказал, что приду, ведь испытываю по этому поводу сильные чувства. Но когда я туда пришел, из-за того, что об этом уже раструбил Норман, управа за ночь заново открыла выставку. Не то чтобы это их спасло, потому что к этому времени мое выступление уже попало в новости. В Нортгемптон приезжали с Radio 4, чтобы взять у меня интервью. Вот таким образом я приношу пользу. Мне без спросу вручили влияние на людей, которые знают мое творчество. Я о нем не просил, но оно есть, и если кому-то нужна моя помощь, чтобы обуздать волну дебилизма, то я сделаю что смогу[853].