Алан. Скажи, что ты моя 2

– Думаю как раз, что нет… Чтобы такой гетерогенный проект выглядел концептуально и организационно единым, нужно интегрально смотреть на все его элементы, а здесь я такого подхода не увидел. Скажем так, мне понравилась идея с начинкой, понравилась стилистика, оформление, понравился выбор артов и игра с историей объекта. Понравилось то, что здесь не было попыток искусственно навязать чуждые элементы, что вы опирались на историю здания, но… Это все касается только экспозиционной зоны. Какая, простите, работа была проведена в зоне развлечений?

– Простите, – вмешался Марко, – что именно вам не нравится?

Мне не нравится, макаронник, хочу сказать я, что ты влезаешь в мой разговор с Ней, но я делаю над собой усилие и отвечаю ему по существу, собрав все свое терпение в кулак.

– Мне не нравится всё. Это не работа, это халтура. Если бы мне нужно было, чтобы дизайнеры подобрали просто красивые тона и пол к моим помещениям, я бы не нанимал вас. Мне казалось, в Милане проект получился намного более целостным. И что это за санитарные зоны унисекс? Вы предлагаете, чтобы мужчины мочились одновременно с пудрящимися женщинами? – наверное, я чрезмерно груб, но говорю так, чтобы дошло…

– Это современная международная практика. Так делают во всем цивилизованном мире…

Вот этого я и ждал. Когда же макаронник проявит свое истинное лицо. Гнусное лицо европейского превосходства. Они ведь реально убеждены, что выше всего мира, а мы – немытые, неотесанные и бескультурные. Жаль только, что когда у большей части уже была великая культура, они ходили под стол…

– В России стоят за добрые семейные ценности, Марко. Приходящие в наш центр семьи явно не хотят, чтобы их дочери видели испражняющихся взрослых мужчин, равно как и приводящие на свидание сюда девушек парни не будут от этого в восторге… Уверен, у вас это тоже не жалуют, просто делают вид, что это нормально…

Мужчина поджимает губы недовольно. Заказчик всегда прав – он понимает это, поэтому молчит.

– Скажите-ка мне, Бэлла, я ведь правильно догадался, что основную концепцию проекта разработали именно вы, а вот эту «международную практику» и ресторационную зону «без лица» придумали ваши коллеги из Италии?

– Мы работаем единой командой. – Ее щеки красные. Взгляд на полу. Она потеряна и расстроена. И явно думает, что я сейчас разношу их работу в пух и прах из-за мести. Но это правда не так. Честно.

– Да, я имел возможность увидеть эту «коллективную работу», – говорю с едкой иронией, – поэтому сейчас поступаем следующим образом. Я хочу, чтобы именно вы, Бэлла, довели до финала концептуальную составляющую проекта в обеих зонах. И чтобы вот этой ереси в виде общих санузлов и прочей ерунды в памятнике архитектуры, где ранее жила и работала семья одного из самых выдающихся российских мануфактуристов, и духу не было. Сотрудничать далее я буду только с вами. У вас неделя на то, чтобы все переосмыслить и доделать. Сроки поджимают.

И, закончив, снова откидываюсь на кресле.

В комнате повисает гробовая тишина.

– Я часть команды, – отвечает она тихо, но твердо, – если вас не устраивает наша работа, то мы…

– Альбина, – нетерпеливо перевожу взгляд на партнера, специально говорю на русском, чтобы Она понимала тоже, а ее итальяшка нет, – у тебя ведь подписан контракт с Ней, а не с компанией?

Та утвердительно кивает в ответ, но явно сильно нервничает в этот момент.

– Алан, просто… Бэлла гражданка России, так быстрее и выгоднее для нее было ее оформить, но работаем же мы с группой архитекторов…

– Видел я, что они наработали. Повесили все сложное на девчонку, а сами скопипастили мне макет первого среднестатистического кластера ресторанов и рады! Это уровень студента четвертого курса! Такая работа мне не подходит!

Выдыхаю и снова перехожу на английский.

– Господа, на этом всё. Боюсь, что не могу больше выделить времени на общение с вами, другие дела. В сухом остатке – концепцию доработать, «международные стандарты», как вы выразились, адаптировать под российские реалии, авторский труд оптимизировать и оценить по достоинству.

Не жду их реакции, даю сигнал Илоне, чтобы она открыла дверь, выпроводив всех вон.

А сам иду вглубь кабинета. Туда, где спрятана дверь в мой «особый уголок». Мне сейчас слишком нужно попасть именно туда…

Проходит не более пяти минут. Я только и успеваю, что небрежно скинуть пиджак и ослабить удавку галстука, к которой я так и не привык, как в мою дверь без стука врывается Бэлла, за которой, пискляво вереща, несется Илона.

– Говорю же, сюда нельзя… Вы слышите меня вообще?! – возмущается секретарша.

– Мне можно, – говорит она решительно, смотря на меня злобно и открыто. Так, что внутри все закипает от желания схватить ее и целовать до одури. Да, девочка моя, как я ждал твоих эмоций… Только не безразличие, только не оно, мать его…

– Она права, Илона. Ей можно. Оставь нас.

Дверь за секретуткой захлопывается. Бэлла не садится, подходит ближе ко мне, я тоже встаю. Огибаю стол. Мы теперь рядом.

Ее грудь колышется под тканью платья. Это завораживает и заставляет кровь и мозги закипать.