Алана Инош

С колотящимся сердцем я ощупью добралась до выключателя. Щелчок – и на тебе! Ничего не было: ни разбросанных вещей, ни раскрытых дверец, ни вывернутых ящиков. Всё было на своих местах, в полном порядке – никаких следов паранормальной активности. Я уже была готова поверить в то, что всё это мне почудилось, но…

Моё настольное зеркальце треснуло.

После этой ночи, причёсываясь утром, я обнаружила у себя несколько седых волосков. Что ни говори, испугалась я здорово: кто бы не испугался, когда вокруг сами собой летают предметы комнатной обстановки, а из выключенного телефона слышатся голоса? Отмывая с пола магический круг, я думала: неужели это правда? В моей комнате – моём логове, оплоте безопасности, покоя и уюта, ночью творилась такая чертовщина, что кровь стыла в жилах. Никогда в своей жизни я сама не сталкивалась ни с чем подобным и не знала, как это в действительности страшно – совсем не то что смотреть фильм ужасов, в котором страшные вещи происходят лишь с героями на экране, в выдуманной автором реальности. И совершенно другое дело, когда ужас входит в вашу жизнь – настоящий, осязаемый ужас, от которого встают дыбом и седеют волосы; когда вы кожей чувствуете угрозу, которой наэлектризован воздух и которая не ослабевает и не отступает, – тёмную и ледяную, как вода в проруби зимней ночью. Ужас вошёл в мою жизнь.

Мой телефон, как я уже сказала, был отключен. Я боялась каждого звонка, каждого стука и шороха, и когда однажды около трёх часов дня на всю квартиру заверещал сигнал домофона, моё сердце ушло в пятки. Замечательно – ещё и по домофону он начал меня изводить! Разумеется, я не стала подходить к трубке и сидела затаившись, как мышь. Домофон настойчиво вызывал меня снова и снова, потом смолк, и у меня уже было отлегло от сердца, но звонок раздался через некоторое время опять. Схватив трубку, я отключила домофон вообще, и стало тихо. К окнам подходить я боялась, поэтому не знала, кто это был, – да и не хотела знать, откровенно говоря.

Но на этом мои страхи не кончились: тот, кто звонил в домофон, оказался настойчивее, чем я полагала. Тренькнул дверной звонок, и я просто окаменела от страха. К двери я не подходила и не смотрела в глазок, чтобы на площадке не услышали, что кто-то есть дома. В дверь непрерывно звонили целую минуту, а я сидела, не в силах пошевелиться. Потом к звонкам добавился стук, и с площадки до меня донеслись голоса. Один из них, как мне показалось, был женский. «Не он?» – встрепенулось, оттаивая, моё сердце. Да, похоже, это был не он! Я подкралась к двери. Стук повторился, и я уже явственно услышала голос:

– Настя! Настенька, если ты дома, открой! Это я!

Я загромыхала ключом, распахнула дверь и повисла на шее Альбины.

Да, это была Альбина, которая не могла до меня дозвониться. Трудно описать словами облегчение, которое я испытала, увидев на пороге её, а не моего преследователя. Повиснув на ней, я стиснула её в объятиях что было сил и впилась в её губы таким страстным поцелуем, что она даже пошатнулась.

– Утёночек… Что случилось? Я уже неделю не могу до тебя достучаться! – сказала она взволнованно, прижимая меня к себе.

Она засыпала меня вопросами, а я, наверно, минуты две ничего не могла выговорить: от радости и облегчения у меня отнялся язык. Я только стискивала её, уткнувшись ей в плечо, и вдыхала её запах – успокаивающий, родной запах.

– Настя, да скажи ты хоть слово! – воскликнула она.

– Аля, я очень тебя люблю, – смогла я наконец выговорить. – Прости, у меня был отключен телефон… Были причины.

У неё вырвался вздох облегчения.

– Фу, Господи… Я уж думала, с тобой что-то случилось! Каждый раз, когда ты так пропадаешь, я места себе не нахожу. Сама знаешь, после какого случая…

Минут пять в тишине тикали часы и не было слышно ни слова: всё это время мы с Альбиной целовались взасос на кухне у окна. После пережитого мной ужаса и напряжения её поцелуи были спасительным лекарством, и я жадно глотала их один за другим, а она дарила их мне без счёта. По моим щекам катились слёзы – мой страх, растаявший от тепла ладоней Альбины.

– Настенька, я так ничего толком и не поняла. Что у тебя случилось? Почему ты опять прячешься? Господи, тебя всю трясёт! Что такое, маленькая?

– Якушев, – прошептала я. – Он меня преследует!

– Как это?

– Так! Звонит, приходит, подкарауливает меня везде, куда бы я ни пошла. Мне кажется, он за мной следит – как иначе он мог бы знать, когда и где я нахожусь?

Я всё ей рассказала: и о том, как звонили выключенные телефоны, и как летали вещи по комнате, и как Якушев требовал, чтобы я позвала его. Я выпалила всё это, даже не задумываясь о том, как это звучит, и что Альбина может мне не поверить. Уткнувшись в её шарфик, я прошептала:

– Если бы ты знала, как я устала всё время бояться…

Альбина долго молчала, и от её молчания мне стало жутко. Она держала мою руку в своей, поглаживая её, а потом поцеловала меня в висок.

– Девочка моя, тебе надо успокоиться. Отдохнуть.

До меня ещё не дошло, и я воскликнула: