Alana Inosh

– Ничего, скоро спустимся, там будет удобнее и проще идти, – подбодрила Эрика. – Потерпите, совсем немного осталось.

– Давай на «ты»? – предложила я.

– Давай, я не против, – согласилась Эрика.

Мы всё-таки одолели этот спуск. Присев на камень, я сказала:

– А ведь ещё обратно карабкаться.

От улыбки Эрики мне стало почему-то не по себе: будто холодом сумрака дохнуло в спину.

Мы добрались до озера. Холодное и спокойное, оно отличалось от озера, на берегу которого жила Аида: казалось, даже его вода блестела жёстче. Синее небо и снежные вершины гор отражались в нём, как в зеркале, а на берегу раскинулся цветущий луг. Я побрела по высокой траве, касаясь ладонями цветов.

– Как тут хорошо, – вдохнула я полной грудью.

А Эрика вдруг спросила:

– Давно ты знакома с Аидой?

Я задумалась, подсчитывая: выходило меньше месяца. Я даже удивилась: мне казалось, будто я знаю и люблю её уже много лет, и тем нелепее, горше и обиднее казалась странная и жуткая нота, на которой мы расстались.

– Нет, не очень давно, – сказала я. – Но у меня такое чувство, будто я знала её в прошлой жизни.

– Хм, – проговорила Эрика задумчиво. – Интересно. Ты будешь смеяться, но у меня точно такое же чувство. И по отношению к Аиде, и к тебе. Вот только с Аидой, как мне кажется, у меня связано что-то хорошее, а с тобой… как бы это сказать… не очень.

Меня снова кольнула тупая игла: кошмар Аиды, ненависть в её глазах, её холод и отстранённость после, внезапный отъезд… Вот оно, вот! – снова запульсировала во мне какая-то струнка. Это что-то в одной плоскости бытия. Из одной оперы… Мои сны про яблоки, сидр и монастырь, гибель путницы на лесной дороге – и это тоже оттуда.

А в глазах Эрики вдруг разверзлась бездна сумрака.

– Я не отдам тебе Аиду, – сказала она, и из-под её приподнятой верхней губы показались клыки. – Она моя и останется моей, а ты должна уйти с дороги.

Во второй раз я ощутила на шее клыки вампира. Но если Аида укусила меня вынужденно, сделав это осторожно и нежно, то пасть Эрики впилась мне в горло смертельной хваткой – по её собственному яростному желанию.

Бух, бух, бух… Сердце отбивало ритм похоронного марша. Горькая Аннетта – сидровый сорт, эти яблони шумели листвой во французских садах в пятнадцатом веке. И тогда же на дорогах свирепствовал разбойник Седой Тьерри, бывший помощник писаря. Волосы его были с детства седыми – таким уж он уродился, и в том не было его вины. Но жил он в жестокие и тёмные времена охоты на ведьм, когда выделение из толпы было смертельно опасным, и эта необычная черта внешности стала причиной его причисления к колдунам и едва не привела к сожжению на костре.

…«Знаешься ли ты с Сатаной, проводишь ли обряды, призываешь ли нечистого?» – спрашивают меня.

«Идите вы в пекло! – плюю я в сытое пузо инквизитора. – Провалитесь в преисподнюю, святоши проклятые! Нет в вас святости. Не достают до Бога стены ваших храмов и не достанут никогда, покуда вы будете продавать прощение грехов!»…

От сожжения его спас «неизвестный доброжелатель». Он призраком проник в тюрьму и открыл камеру, провёл Тьерри по коридорам незамеченным и отпустил на свободу. Тот упивался ею, пока не настала пора платить по счёту.

…«Ты будешь добывать мне людей, – говорит существо с сумраком в глазах. – Днём я не могу выходить, мои передвижения ограничены, а ты будешь похищать их отовсюду на дорогах под видом ограбления. Если же ты откажешься… Помни: я спас тебе жизнь, но могу так же легко её и отнять».

«Кто ты?» – спрашиваю я, холодея.

«Называй меня милордом Эльенном»…

Тьерри стал добывать доноров для лорда-вампира. Взамен тот снабжал его эликсирами для телесной крепости и силы, здоровья и молодости. Благодаря им Тьерри не знал болезней, был не по-человечески силён, раны его заживали в непостижимо краткие сроки, да и само время, казалось, стало над ним не властно. Он сколотил банду и орудовал на дорогах много лет, пока однажды судьба не привела к нему богатую путницу – Луизу-Эмилию де Кёр, дочь барона, которая ехала через лес навстречу своему жениху – графу Д’Арно.

…«Нет, Седой, к чёрту твои дьявольские опыты… Дай нам хорошенько позабавиться с ней, а потом уж бери, если от неё что-нибудь останется!» – хохочет Жак Вонючка.

Я бью его бородавчатую физиономию, но банда вдруг становится на его сторону. Они хотят эту девушку…

Тьерри не смог удержать разнузданную банду от зверской расправы над путницей. Они были слишком пьяны, и сам чёрт им был не брат. А их атаман, обалдевший от небывалой и неоправданной жестокости своих людей, нашёл в сундуке путницы подвенечное платье… Что-то произошло в его уме, и он воткнул в толстое брюхо Жака Вонючки меч. Это был его конец – как разбойника. И начало – как монаха. При всей его ненависти к духовенству, он смог переступить порог монастыря, после того как был впечатлён суровой и истовой верой брата Клемента, помогшего ему в дороге. Тогда Тьерри, бросивший банду, брёл куда глаза глядят, голодный и потерянный. Брат Клемент, путешествовавший по делам монастыря, накормил его в трактире, и они разговорились. Беседа длилась всю ночь.