Аларания

– Последний схит… – задумчиво протянул он. – Знаешь, Ветряна, а ведь схиты были самыми могущественными магами в мире. Перед их Силой отступала даже Изначальная Тьма, даже смерть. И в то же время – самыми слабыми созданиями на земле. Знаешь почему? Потому что все дети Бездны способны убивать. А схиты – нет. Это против их природы, против их сущности. Сила схитов – это сила жизни, они не способны убить никогда, даже для защиты, даже для спасения этого мира! Они могли принести смерть как избавление от мук, но никогда – отобрать жизнь намеренно… Поэтому они жили так уединенно и обособленно, поэтому никогда не общались с другими расами. Наверное, тебе тяжело, Ветряна? Тяжело жить в этом мире? Твоя душа корчится, глядя на жестокость и убийства, правда?

Он заглядывал мне в глаза с такой любознательностью, словно ему это было ужасно интересно. И кивнул своим мыслям, не дождавшись ответа. А потом протянул руку и коснулся моей щеки. Я от омерзения рванула в сторону. Пальцы Кллариуса ухватили лишь краешек моего платья, у самого горла, и ткань треснула, обнажая мою шею и ключицы. Лорд замер, уткнувшись взглядом в красно-черный рисунок.

– Что это? – спросил он.

Я не сочла нужным отвечать.

– Это печать Темного! – не сказал, а выплюнул эльф и вскочил, озираясь.

Почуяв опасность, обережники подобрались, встали кольцом вокруг своего господина. Арха заколола теплом, а потом проявилась, скользнула ящеркой мне на шею, покалывая кожу искрами огня.

– Это подарок, – тихо сказала я и позвала: – Рион, ты очень нужен мне… пожалуйста.

Мрак по углам комнаты сгустился, уплотнились безжизненные тени. Поползли по стенам, разрушая защиту этого дома, разрывая щиты и пространство.

Арххаррион шагнул из Тьмы, одним взглядом оценил обстановку. Чуть задержался, рассматривая меня, и его глаза неуловимо изменились. Но эта неуловимость носила такой страшный характер, что обережники инстинктивно попятились.

– Арххаррион таа Сель Кра, Правитель Хаоса, – эльф чуть склонил голову, – не ожидал… Чем обязан?

– Ветряна, выйди, – без эмоций попросил демон.

– Девушка – моя лаяна, Повелитель, – любезно сказал лорд Эльвон, – наш союз одобрен Императором и завтра будет скреплен у Источника. При всем уважении Империи и меня как Стража Света вы не имеете права вмешиваться…

– Ветряна, выйди, – так же ровно повторил Арххаррион.

Я осторожно поднялась, придерживая разорванную ткань у горла. По стеночке обошла стражников. Кажется, в этот момент Кллариус понял, что дело не закончится разговорами, потому что двинулся ко мне и протянул руку, пытаясь задержать.

Синий клинок вошел в его плечо с такой скоростью, что эльф даже не успел это осознать. Просто дернулся, изумленно рассматривая кровь, полившуюся из раны. Он не понимал, что все еще жив лишь потому, что Рион не хотел убивать при мне. В отличие от лорда Эльвона, который верил в свою неприкосновенность, защищенную Империей, я точно знала, что произойдет дальше. Обережники ощетинились мечами, задвигались, прикрывая своего господина.

Я скользнула за дверь и тут же оглохла. Арххаррион поставил вокруг меня полог тишины.

Несколько заторможенно я прошла через комнату и села в кресло, не спуская глаз с тяжелой дубовой двери. Звуков не было. Совсем. Были тонкие нити жизни, которые я видела и которые стремительно обрывались одна за другой. Быстро и почти одновременно, с промежутком короче промежутка между двумя ударами сердца… Я закрыла глаза, чтобы не видеть, желая не понимать и не чувствовать. А потом дверь открылась, и меня подхватили сильные руки. Сжали, прижимая к себе, исследуя мое тело и ища повреждения. Красные браслеты упали на ковер.

– Ветряна, посмотри на меня.

Я открыла глаза. Арххаррион сел в кресло, все так же прижимая меня и заглядывая мне в лицо темными глазами. Меня трясло. Звуки вернулись, но было тихо. Там, за дверью, разговаривать уже было некому.

– Не бойся.

Он обеспокоенно провел ладонью по моим волосам, там, где на коже намечалась шишка. Я дернулась под его ладонью.

– Подожди, Ветряна, позволь посмотреть. Ветряна… ну ты что?

Я расплакалась. Глупая девчонка… Просто расплакалась. Зажмурилась, пытаясь удержать слезы, не позволить им вытечь из глаз. Он что-то прошипел сквозь зубы, стремительно поднялся и открыл переход. То, что мы уже в Хаосе, я даже не осознала. Меня трясло, слезы катились горохом, и не получалось остановиться. Я даже не понимала, что со мной. То ли запоздалый страх, то ли усталость, то ли облегчение от того, что Рион пришел.

А может, я плакала от острого и ясного осознания, что, когда обрывались нити жизни эльфов, я переживала за того, кто их обрывал? За одного-единственного? Того, кто сам был смертью, был Тьмой? Не оттого ли я теперь плакала?