Аластор

Эстебан воздел руки, игриво призывая к сдержанности:

— Не будем возносить ему преувеличенные похвалы, а то он возгордится и решит, что ему не подобает якшаться с такими, как мы!

Джантифф напряженно прислушался, ожидая ответа со стороны Бухлого, но тот отделался не слишком дружелюбным кряхтением, не позволившим опознать голос. Джантифф изучал черты водителя — узкие глаза с тяжелыми складчатыми веками, бугристые скулы, большой мясистый рот, недовольно надутые щеки, маленький подбородок, раздвоенный глубокой ямкой. Бухлый не располагал к себе, но от него исходило ощущение грубой животной энергии. Он что-то еле слышно пробормотал Эстебану на ухо, развернулся и направился к пилотской кабине. Эстебан снова позвал:

— Все на борт! Пошевеливайтесь! Мы и так уже на час опоздали.

Участники пирушки забрались в экипаж и расселись. Эстебан, приподнявшийся с кресла у перегородки пилотской кабины, наклонился к Бухлому и давал какие-то указания. Джантифф внимательно разглядывал затылок водителя. Почти наверняка Бухлый не был четвертым заговорщиком.

Бухлый с пренебрежением пробежался пальцами по приборам — экипаж поднялся в воздух и направился на юг, едва разминувшись с утесами яйлы. За спиной Джантиффа Эйлас и его подруга по имени Кадра, судя по всему, обсуждали Эстебана. Кадра заметила:

— Воздушный экипаж придает поездке очарование настоящего приключения. Сразу стало интересно и весело — я как будто проснулась! Никто так не умеет побираться, как Эстебан.

— Верно, — уныло согласился Эйлас. — Хотел бы я знать, как это у него получается.

— Тут нет никакой тайны, — возразила Кадра. — Правильное сочетание настойчивости, находчивости и обаяния, умение вовремя подлизаться и втереться в доверие — вот и все, что нужно побирушке.

— Не мешает еще изрядная доля нахальства и бесстыдства, — вставил другой попутчик, Дескарт, на что его долговязая невзрачная соседка, Ризма, саркастически отозвалась:

— А как насчет простого дурацкого везения? Удача ничего не значит?

Кадра усмехнулась:

— Главное то, что Эстебан — старый знакомый подрядчика Шубарта.

— Отдай должное прохвосту! — покачал головой Эйлас. — У Эстебана, несомненно, есть чутье и способности. Где-нибудь за бугром он стал бы успешным предпринимателем.

— Или подпольным воротилой.

— Или старментером, — внесла свою лепту Ризма. — Представьте, как он красовался бы на палубе звездолета в белой униформе и золоченом шлеме, с перевязью и эполетами, с кнутом в руке и кобурой на бедре!

— Эстебан, послушай только — ушам не поверишь! — позвал Дескарт. — Мы пытаемся угадать твои бывшие перевоплощения.

Эстебан перебрался на корму:

— Неужели? Какую напраслину опять на меня возводят?

— Не волнуйся, ничего страшного, — успокоила его Кадра. — Просто мы считаем, что ты — антиэгалистическое чудовище.

— По меньшей мере про меня не говорят, что я — жалкое, убогое создание, — с поддельным облегчением вздохнул Эстебан.

— Сегодня мы все — антиэгалисты! — торжественно объявил Эйлас. — Сегодня дадим волю пережиткам и недостаткам!

— За это стоит выпить! — поддержал его Педер. — Эстебан! Где пойло?

— Никакого пойла на борту! — строго сказал Эстебан. — Потерпите, скоро приземлимся в Гальсме. Цыгане выкатят бочку хольсбеймского.

Кадра шаловливо поинтересовалась:

— Помните детскую песенку? «Антиэгалисты, убирайтесь с Виста! Аррабинам все равно, что жранина, что...»

— Даже если помним, — оборвала ее Скорлетта, — к чему ее вспоминать?

— Тоже мне, блюстительница нравов! Сегодня праздник, можно и порезвиться.

— А я помню эту песню, все куплеты! — вызвалась Танзель. — Она веселая, в детском доме ее часто поют. Серьезным тонким голоском девочка затянула непристойную частушку. Один за другим ее взрослые спутники подхватили неприхотливый мотив — все, кроме Джантиффа: он эту песню никогда не слышал, да и никакого настроения сквернословить у него не было.

Под воздушным экипажем проплывали пологие южные склоны яйлы, леса и горные луга, за ними показались долины, открывавшиеся на холмистую равнину. По равнине петляла гладкая, как угорь, река Большой Дазм. У излучины, где река поворачивала на юго-восток, появился поселок — не меньше сотни изб. Экипаж начал спускаться. Поначалу Джантифф решил, что им предстояло приземлиться в поселке, но аэромобиль пролетел еще километров тридцать над болотистым лугом, местами поросшим камышом, затем над зарослями серой с коричневато-красным отливом тонконожки, над широким сонливым притоком Большого Дазма и над еще одним лесом. Наконец флиббит круто нырнул к прогалине, откуда поднималась сизая струйка дыма.