Аластор

Коннатиг сделал жест, одновременно выражавший сожаление и демонстрировавший неизбежность: «Меня радует веселье в пивной, на постоялом дворе, в портовой таверне. Я странствую по мирам Аластора и всюду нахожу людей, с моей точки зрения достойных восхищения — проницательных, утонченных, искусных. Люблю таких людей. Пять триллионов человек, и каждый — мир в себе, уникальный, незаменимый... Иногда я встречаю людей, достойных ненависти. Смотрю им в лица и вижу коварство, жестокость, разложение. А потом думаю: они тоже — полезные компоненты всеобщего механизма, они служат образцами, в сравнении с которыми добродетель измеряет самое себя. Жизнь без контраста — как пища без соли... Будучи коннатигом, однако, я обязан мыслить в терминах долгосрочной политики. Тогда я представляю себе некоего суммарного, обобщенного человека с лицом, составленным из пяти триллионов лиц. К этому абстрактному человеку я не испытываю никаких чувств. Так я смотрел на вещи, когда назревала и началась битва в долине Изумрудных Призраков. Фаншерада была обречена изначально — трудно вообразить себе человека более неприспособленного к действительности, чем Джуниус Фарфан! Конечно, некоторые его последователи выжили, но фаншеров как таковых больше нет и не будет. Одни переселятся в другие миры. Иные — немногие — станут старментерами. Самые упрямые до конца своих дней не изменят принципам фаншерады, и с ними умрет их дело. Но каждый, кто участвовал в движении, будет помнить великую мечту, будет знать, что он не такой, как бесчисленные толпы, никогда не стремившиеся к славе и потому неспособные познать всю глубину трагедии, имя которой — жизнь человека».

Глава 20

На Рэйбендери вернулся Глэй — в грязной и рваной одежде, с перевязанной рукой. «Где-то надо жить, — мрачно сообщил он. — Здесь не хуже, чем где-нибудь еще».

«Ничем не хуже, — согласился Глиннес. — Ты, конечно, не позаботился привезти деньги».

«Деньги? Какие деньги?»

«Двенадцать тысяч озолей».

«Нет».

«Очень жаль. Касагейв уже присвоил титул лорда Амбаля».

Глэя не интересовали мелочи жизни. Опустошенному, весь мир казался ему серым и плоским: «Допустим, он действительно лорд Амбаль — это дает ему право на владение островом?»

«По всей видимости, он так считает».

Звонок заставил Глиннеса подойти к телефону. С экрана смотрело лицо Акадия: «А, Глиннес! Хорошо, что ты дома. Мне нужна твоя помощь. Ты не мог бы заехать на Роркин Нос как можно скорее?»

«Мог бы, если мне заплатят по установленному тарифу».

Акадий нетерпеливо махнул рукой: «Мне не до шуток. Ты можешь приехать или нет?»

«Так и быть. В чем дело?»

«Объясню, когда прибудешь».

Акадий встретил Глиннеса у входа и почти бегом провел его в кабинет: «Разреши представить тебе двух должностных лиц, явившихся из полицейского управления префектуры. Их ввели в заблуждение: они считают, что я — усталый, нервный человек! — нарушил закон. Справа от тебя — глубокоуважаемый главный констебль Бенко Филидиче, слева — инспектор Люциан Доул, следователь, тюремщик и распорядитель прутаншира. Господа, перед вами мой друг и сосед, Глиннес Хульден — как вы, наверное, помните, доблестный правый центральный нападающий «Танчинаров»».

Трое обменялись приветствиями, после чего Филидиче и Доул вежливо обсудили достижения Глиннеса в хуссейде. Плешивый Филидиче — дородный, даже грузный чиновник с печальным бледным лицом и холодными голубыми глазами — был в костюме из толстого сукна цвета дубленой кожи, с черными галунами. Доул, поджарый сыщик, длиннорукий и длинноногий, с длинными костлявыми пальцами и костлявой же, чрезмерно выразительной физиономией, не уступал бледностью начальнику, но щеголял копной матово-черных волос. Доул вел себя нарочито вежливо и деликатно, будто постоянно боялся кого-нибудь чем-нибудь обидеть.

Акадий обратился к Глиннесу самым нравоучительным тоном: «Будучи опытными и беспристрастными муниципальными служащими, эти господа утверждают, что я вступил в заговор со старментером Сагмондо Бандолио. Они считают, что собранная мною сумма выкупа продолжает оставаться в моих руках. Мне остается только усомниться в собственной невиновности. Не мог бы ты развеять мои сомнения?»

«По-моему, за деньги вы готовы делать все, что угодно, только не рисковать», — поделился мнением Глиннес.

«Это не совсем то, что я имел в виду. Ты объяснил посыльному, как ко мне проехать? А вечером, когда ты познакомился у меня с Рилем Шерматцем, ты видел, что мой телефон был выключен?»

«Так оно и было», — кивнул Глиннес.

Главный констебль Филидиче мягко произнес: «Уверяю вас, Джанно Акадий — мы пришли к вам главным образом потому, что нам больше некуда идти. Деньги были у вас в руках, а потом исчезли. Бандолио не получил выкуп. Его показания подтверждены энцефалографическим детектором лжи. Более того, он ведет себя на удивление откровенно и дружелюбно».

Глиннес спросил: «Как, по словам Бандолио, было организовано все это предприятие?»