– Почему никого нету? – подняв бровь вверх, спросил Фин. Девушка пожала плечами.
– Это к лучшему, – добавила она, после чего закрыла дверь, подошла к ближайшему столу и, вытянув карту, развернула ее.
Фин последовал ее примеру и расположился рядом. Девушка сосредоточенно достала из-за пояса линейку, маленькую, деревянную, больше похожую на игрушечную. Фин улыбнулся.
– Это подарок отца на десятилетия, – уловив его смешок, буркнула девушка. После, приставив линейку к карте, стала измерять расстояние. Фин понял, что она делает, однако решил переспросить, зная, как Эмилия любит, когда ее спрашивают, особенно если спрашивает особа мужского пола.
– А что ты делаешь?
– Вычисляю время пути, – не отрываясь, ответила девушка.
– Как? – спросил Фин и отвел глаза в сторону, сообразив, что это уже слишком явно глупый вопрос.
Эми подняв глаза, отсканировала его с головы до ног, однако ничего не сказав, стала объяснять:
– Смотри. На карте есть масштаб. Одна отметка на линейке равна ста семидесяти одной миле. От Илатари до Идонора семь отметок, вычисляем, – она закрыла глаза и стала шевелить губами, – получается тысяча сто девяносто семь миль. Округляем к большему. Тысяча двести миль к приграничному городу. И от него, – линейка скользнула по карте и соединилась с тем местом, на котором было отмечено положение академии, – четырнадцать отметок, – увлеченно сказала девушка и быстро выдала ответ: – Две тысячи триста девяносто четыре мили. Округляем, две тысячи четыреста миль. И общий путь составляет три тысячи шестьсот миль.
Глаза Фина округлились до предела. Брови взлетели вверх. Слова застряли в горле.
Эмилия продолжила вычисления, сделав вид, что не видит, как тот трясется:
– Если мы будем ехать повозкой-фургоном, а она в лучшем случае едет пять миль в час, в сутки мы можем ехать двенадцать часов и двенадцать часов берем на отдых, привалы. Получается ровно шестьдесят дней. Разумеется, это если все пройдет гладко.
Тут вдобавок ко всему у Фина еще и рот открылся.
– Что скажешь? – вопросительно взглянула девушка в круглые глаза Фина.
– Шестьдесят дней, два месяца пути в одну сторону, – тихо промолвил Фин, не меняя выражения лица.
Потом он встряхнулся, вскочил на ноги и забегал туда-сюда:
– Да кто нас отпустит? Это невозможно! Где мы возьмём столько таргенов для путешествия? – хаотично выкрикивал вопросы парень, глядя прямо перед собой и обращаясь скорей всего к себе, нежели к девушке.
– Все, что нам нужно, это разрешения твоего отца, он глава академии, – спокойно ответила Эми.
– А император?
– У императора есть более важные дела, он не вспомнит о тебе, даже если ты исчезнешь на год, – отмахнулась Фрост.
– Два месяца в дороге это же целая вечность, – не успокаивался Ламби.
– Ищи в этом плюсы, два месяца отец не будет тобой командовать, – Эмилия стала загибать тонкие пальцы. – Увидишь земли предков. Отправишься в увлекательное приключение. А если повезет, в конце прославишься как Фин Ламби – Первооткрыватель Древней Академии! – последние слова она сказала с особой торжественностью.
Лицо Фина приняло прежнюю форму, он почесал лоб, зажмурился.
– Есть в этих словах привлекательные моменты, – спокойным тоном проговорил Фин. – Мне нужно поговорить с отцом, придется рассказать ему всю правду, – решительно заявил он.
– Не думаю, что он пустит нас, если ты ему расскажешь правду, – вздохнула Эми.
– Я попробую, – придав лицу не свойственное ему серьезное выражение и задрав подбородок вверх, изрек Ламби.
Девушка посмотрела на Фина и увидела в его глазах решимость, за все время их знакомства она видела такое всего несколько раз и оба не касались отца.
Фин вышел из лаборатории и направился в место, где тот, по его мнению, должен был сейчас находиться. Пройдя несколько бесконечных коридоров, он остановился напротив бордовой двери с вырезанным человеком, опускающим край длинного тонкого клинка в бурую жидкость, в которой его остриё становилось золотым. Это символ алхимии как науки. Изначальное призвание этой науки было в том, чтобы научиться превращать один металл в другой, в частности, железо в золото. Фин постоял несколько минут, не решаясь постучать. Затем тяжело вздохнул несколько раз и постучал в дверь. Та была незакрыта и легким, плавным движением приоткрылась. Фин вошел. В этот момент его отец, Нортон Ламби, одетый в лабораторный белый халат, маску и перчатки, опускал кусок железа в зеленую жидкость. Однако ничего не происходило. Никакой реакции, ни изменения цвета, ни испарения. Лишь кислотный запах разнесся по лаборатории.
– Все не то! Это все снова не то! – закричал Нортон, отбрасывая в сторону колбу с жижей и металлом. Вскочив со стула, он и его схватил и швырнул об пол. – Шесть месяцев работы напрасно, – он ударил несколько раз кулаком по столу. Колбы, баночки, скляночки попадали, жидкости разных цветов расплескались и смешались, образовывая в воздухе радугу.
Фин не смел в этот момент тревожить отца и стоял молча у двери, не подавая звука.
– Это ты, Фин? – обернувшись, посмотрел на парня отец. – Я сейчас сильно занят,
у меня нет времени.