Кое-кто из тех поляков, что были помоложе, немедленно схватились за мечи, но старший польского дозора, пожилой рыцарь Миколай из Туробоев, так рыкнул на них, что оружие почти мгновенно вернулось обратно в ножны.
– Рязанские, стало быть, – произнес он мрачно, вытер со лба испарину и жестом пригласил русича следовать за ним.
Вернувшись к неспешно едущему польскому войску, которое вели братья-князья, и доложив о случившемся, Миколай с тяжким вздохом махнул рукой совсем еще юному воину, подзывая его к себе и уводя подальше от дороги, к повалившемуся дереву.
Евпатий Коловрат был немногословен. После краткого приветствия он почти сразу перешел к изложению сути дела. Говорил боярин на этот раз сухо и лаконично, без цветастых оборотов и прочих изысков, поэтому вся его речь длилась считанные минуты. Закончил же он ее вопросом, заданным безо всяких уверток, чтобы при ответе невозможно было отвертеться:
– Великий князь Константин Владимирович хотел бы знать, намерены ли вы идти дальше, чтобы помогать его ворогу, который самовольно взял Галич под свою руку, или мы будем и далее с вами жить в мире, как подобает добрым соседям?
– А где сам князь Константин? – поинтересовался Лешко Белый, пытаясь сохранить достоинство.
– Ты хочешь увидеть его самого? – спросил Евпатий. – Я могу проводить вас с братом к нему. Здесь недалече.
Конрад незаметно одернул Лешка за рукав кунтуша [67] . Тот оглянулся на брата и заметил разведчиков, топчущихся в отдалении.
– Поступим так, – предложил Лешко, вновь повернувшись к Коловрату: – Мы сейчас с братом посоветуемся, а потом сообщим тебе и твоему князю свое решение.
– Ну что ж, – спокойно согласился Евпатий. – Можно и подождать. Я буду у засеки.
Он учтиво склонился перед князьями в неглубоком поклоне, после чего отправился обратно, но, пройдя несколько шагов, вдруг остановился и круто обернулся:
– Князь Константин Владимирович повелел передать вот еще что. Как бы вы там ни решили, но, покуда промеж нас кровь не пролилась, он вас за ворогов все равно считать не станет, а посему милости просит к себе в шатер, дабы повечерять, чем бог послал. Да заодно, если такое желание будет, и людишек наших сочтете спокойно, как и хотели, – он легонько, одними уголками губ улыбнулся. – Словом, ждем в гости, – подытожил боярин, легко запрыгивая в седло.
Как только Лешко выслушал разведчиков, он сразу понял, почему на губах Коловрата гуляла такая ехидная улыбка.
– Около тысячи их у леса стоят, – доложили они. – Но там холмы, а из-за них костры дымят, и много. Хотели дальше прокрасться, да заметили нас.
– Не заметили, а окружили, – честно поправил его второй из разведчиков, добавив в оправдание: – У них тулупы белые, вот мы их на снегу и не приметили.
– И отпустили? – с удивлением спросил Лешко.
– Стоим же тута, – вновь вступил в разговор первый дозорный. – Сказали, что, пока князья ответ свой нам не дадут, они кровь лить не желают. Если что, так уж пусть она не на их, а на нашей совести будет.
– И что будем делать? Ты все равно хочешь идти на выручку галицкому князю? – осведомился Конрад, оставшись наедине с братом.
– Мы дали слово, – напомнил Лешко. – И ты, и я. К тому же я виноват перед ним. Помнишь, тогда, десяток лет назад, когда мы вначале дали ему города, а потом отняли их. Тогда мне так поступить было еще простительно из-за юного возраста, а теперь… Не хочу, чтобы он после всего случившегося во всеуслышание заявлял, что слово польских князей ничего не значит. Тем более при дворе венгерского короля.
– Но у меня тоже был уговор о мире, – возразил Конрад. – Причем именно с рязанским князем. И как я буду выглядеть в его глазах?!
– Неважно, – отрезал Лешко. – Свое посольство он к тебе высылал, когда еще не посягнул на земли, принадлежащие папе римскому, и не изгнал славных крестоносцев с их исконных земель. Выходит, твой уговор был с князем-христианином, пусть и схизматиком. Подняв же руку на имущество святого ордена, боровшегося с язычниками, он сам этот уговор порушил.
– Так-то оно так, – вздохнул Конрад. – Только все равно нехорошо это…
– А тут как ни крути, все равно выходит, что ты свое слово нарушаешь, – перебил его Лешко.
– Но я галицкому князю его не давал, – возразил его брат.
– Ему – нет. Но ты вспомни про покровительство папы и текст его последнего послания. Он же объявил крестовый поход на покровителя язычников. Если ты и сейчас сохранишь дружбу с рязанским князем, то тут уж свентопетшем [68] не отделаешься. Да и Пелка [69] , даром что в моей краковской епископии начинал, такое может устроить – вплоть до отлучения. То-то братец наш двоюродный возрадуется.
– Да, Лясконогий [70] будет счастлив, – мрачно согласился Конрад.
– И силезский племянник [71] , который нам в отцы годится, тоже, – веско добавил Лешко. – Да что там говорить про архиепископа, когда от тебя из Мазовии всего месяц назад уехали госпитальеры из ордена святой девы Марии [72] .
– Значит, будем биться? – грустно спросил Конрад у брата.