Алатырь-камень

Однако набеги литовцев продолжались, поэтому Вячеслав уже на следующее лето после возвращения из Царьграда по настоятельной просьбе Константина вспомнил азы пограничной службы, которую он освоил еще в Аджарии, будучи рядовым солдатом на турецкой границе, и полностью оборудовал контрольно-следовую полосу со всевозможными ловушками. Не сказать, что они были такими уж тонкими, но для средневековых нарушителей, не обладавших знанием различных ухищрений при пересечении оной, их вполне хватало.

Не пожалев времени, воевода почти две недели натаскивал первую сотню, которая должна была составить костяк будущей пограничной стражи на западных границах. Кроме того, по повелению князя старшины приграничных селений выделили им в помощь еще двести молодых парней.

Полутысяча пересекла границу тайно, и никто ее не видел, но дежурный наряд, проверявший КСП, утром забил тревогу. Поначалу воины чуть ли не в полном составе едва не метнулись вдогон за нарушителями, но затем вовремя вспомнили инструкцию и поехали предупреждать сотника, который вместо погони разослал во все стороны гонцов с предупреждением.

К следующему утру литовцы уже успели пограбить одно из семигальских сел, но добыча была скудной – пара стоящих коней, а остальное и перечислять стыдно.

«Не иначе как они нас заметили, – мудро рассудили кунигасы. – Ну да ничего. Чем дальше от рубежей, тем жители в селах спокойнее. Мы должны взять свое».

Однако до следующей деревни они не дошли – передовые дозоры заметили подозрительное скопление русских всадников. После недолгого совещания было решено возвращаться обратно, но не тут-то было. Смертельные русские клещи сомкнулись, когда литовцы уже улепетывали со всех ног в свои леса.

Словом, обратно вернулись два с лишним десятка воинов, почти половина из которых были ранены. К чести кунигасов надо сказать, что ни один из них своих людей не бросил. Братья Юдьки и Пукеик легли рядом друг с другом, вместе со всеми остальными воинами. Такого страшного разгрома воинственные племена литовцев давно не испытывали.

Однако прочие князья надежды не теряли, только решили поменять тактику и нападать не разрозненными отрядами, а собрать всех воедино. Особенно на этом настаивал совсем молодой кунигас Миндовг, недавно отметивший свою двадцать пятую весну. Несмотря на молодость, он один уже мог собрать под свое начало не меньше пятисот воинов.

Его поддерживали многие, но далеко не все. Старейшины той же Дяволты и слушать не хотели о том, чтобы выделить кого-нибудь в общее войско.

– У нас и так вернулся лишь каждый двадцатый! – сурово заявил посланцам Миндовга седой Айдота.

Против новых походов были и жмудские старики, и даже ряд самих кунигасов. Некоторые из них до сих пор находились в подавленном состоянии, ужаснувшись известию о небывалом недавнем разгроме. Других точила зависть, потому что было ясно – если поход состоится, то командовать тысячами будет молодой Миндовг, который и без того присвоил себе слишком много власти.

Тогда кунигас предложил испросить волю богов, послав весть к криве-кривейо. Он даже сам вызвался поехать к нему, чтобы лично поприсутствовать при беседе жреца с богами. А тут, буквально за два дня до начала сего мероприятия, когда Миндовг уже прошел почти все обряды очищения, откуда ни возьмись нагрянул этот чужеземец, носящий на груди знак Перкунаса.

– Могу я узнать, какими способами ты вопрошаешь своих богов? – осведомился Константин.

Старик поморщился и ответил уклончиво:

– Боги есть разные. Можно погадать на потрохах молодого поросенка, который еще не стал настоящим секачом, в особо важных случаях в жертву приносится конь. Но зачем тебе это? – вновь насторожился он.

– Я хочу знать, что ответят тебе завтра боги, – медленно произнес Константин.

– Кто может угадать их волю, – осторожно произнес жрец. – Хотя, зная, что они не кровожадны, я не удивлюсь, если даже Перкунас скажет свое слово в пользу мира.

Константин удовлетворенно кивнул.

– Думаю, что это будет мудрый ответ, – произнес он.

– Но наша земля скудна, – продолжил жрец. – Со всех сторон нас окружают враги, которые хотят уничтожить наших богов. Вот почему я могу только догадываться о воле богов, но предсказать ее заранее мне не под силу. Даже у тебя помимо священного знака на груди под рубахой спрятан еще один – чуждого нам Криста. Какой из них сильнее, какой победит – я не знаю. Да ты и сам этого не ведаешь, – и он испытующе посмотрел на своего собеседника.

– Я могу тебе ответить, – твердо произнес Константин. – Не победит никто, потому что боги не враждуют между собой. Война – удел людей. Ты мудр, и потому я буду говорить с тобой открыто. Слушай меня и поверь, что я не таю черных мыслей.

Говорил Константин долго. От той первоначальной речи, которую он заготовил, когда приехал на первое свидание с ятвяжскими старейшинами, не осталось и следа. С тех пор он многое увидел, многое переосмыслил, часть прежних аргументов заменил на более веские и убедительные, а часть просто выкинул.