Албазинец

Внебрачного сына Федор решил назвать Степкой – в честь Степана Разина, с которым он когда-то ходил разорять боярские гнезда и за что чуть не поплатился жизнью. Малыш был живой, шустрый. И крупный – в отца. Ему всего-то от роду четыре месяца, а он уже дошлый такой – кулачком батьку тычет. А ну мол, подожди, вот вырасту – всем задам.

Федор – человек суровый, но при виде Степки душа его сахарной становится. Последыш, так сказать, любимый сын. Не все в остроге понимают веселый настрой старшины, не все разделяют его чувства.

– Безбожник! – часто слышит Федька за своей спиной. Божьи законы, сукин сын, нарушает. Что Иисус наш говорил? Правильно, не прелюбодействуй, а он что?

В основном, конечно, его осуждали бабы, жалея Наталью. Но что с этими злыднями поделаешь? Бабы они и есть бабы. Другое дело их мужья, которые в большинстве своем были на его стороне, понимая, что все они на этом свете не святые. Остальные же не осмеливались осуждать его в глаза. Слишком у Федора крутой нрав, а еще – темное прошлое. Ведь, по слухам, с самим разбойником Степкой Разиным этот здоровяк якшался. Его б в кандалы заковать, а он, понимаешь, на свободе брагу пьет да над людьми посмеивается. А Федор и впрямь тот еще вор! Похлеще, быть может, того же Гришки Отрепьева или Ваньки Каина. И, слава Богу, люди не знают всего, что он натворил за свою жизнь.

На Федора вдруг нахлынули воспоминания. Он вспомнил, как они с Натальей крестили своего первенца. Тот, пока шли в церкву, спал на руках матери, а тут вдруг, услышав чужие голоса, завелся. И так плакал, так плакал…

– Успокой, сестра, свое чадо, – мохнато глянул на Наталью длинный, словно жердь бельевая, диакон. – Не то батюшка осерчает.

Федька с Наташкой стали успокаивать малыша, а тем временем диакон поставил посредине церкви медную купель, рядом положил на столик серебряный ковчежец-мирницу, требник, свечи и белоснежное вышитое крестами полотенце.

Из алтаря вышел батюшка в эпитрахили[24] и стал совершать чин оглашения. В одной из молитв он назвал младенца новоизбранным воином Христа Бога и молил Господа дать ему Ангела Хранителя. Склонившись над ребенком, он трижды подул на него и произнес:

– Изжени из него всякого лукавого и нечистого духа, сокрытого и гнездящегося в сердце его.

После этих слов хныкавший пред тем Петька вдруг примолк и, как показалось Федору, выразительно посмотрел на священника.

– Ангел его успокоил, – прошептала на ухо Федору Наталья.

– Теперь приготовьтесь к таинству крещения, – неожиданно шепнул молодым родителям диакон.

– Отреши его ветхость и обнови его в жизнь вечную, и исполни его Святого Твоего Духа, – проговорил батюшка.

Крестная мать, а это была Авдотья Семеновна, Наташкина бывшая соседка, положила Петьку на скамью и стала освобождать его от одеяла и пеленок. Малыш не издал ни единого звука. Только улыбался блаженно и что-то пытался говорить.

В знак душевной радости над чашеобразной купелью зажгли три свечи, и по одной свече дали восприемникам. Батюшка облачился в светлую ризу, опоясал руки серебряными поручами и стал читать молитву о неизреченном величии Божьем, бесконечной любви его к роду человеческому и наитии Святого Духа на крещенскую воду.

– Ты убо человеколюбче Царю, освяти воду сию!

Батюшка трижды благословил глядевшую на мир голубыми глазами ангелов воду, погрузил в нее пальцы, сложенные для благословения, и три раза подышал на нее, при этом приговаривая:

– Да сокрушатся под знаменем креста Твоего все сопротивныя силы!

Из серебряной мирницы батюшка взял тонкий помазок, обмакнул его в священный елей и начертал на воде троекратный крест.

– Благословен Бог, просвещаяй и освеящаяй всякого человека, грядущего в мир!

Следом, склонившись над Петькой, батюшка стал помазывать тело его крестом.

– Помазуется раб Божий Петр елеем радования, во имя Отца и Сына и святого Духа!

Голенького помазанника батюшка взял на руки и погрузил в купель.

– Крещается раб Божий Петр!

После этого Петьку облачили в белые ризки, повесили на шею крестик на светло-синей ленточке и пропели радостными голосами:

– Ризу мне подаждь светлу, одейся светом, яко ризою!

Потом было еще что-то… Кажется, батюшка читал Евангелие о прощальном заповедании Христа идти в мир и крестить всех людей во имя Его… Произносилась ектиния[25] о милости, жизни, мире, здравии и спасении новопросвещенного младенца Петра.

– Как пророк Самуил благословил царя Давида на царство, так благослови и главу раба Твоего Петра!

Это были последние слова священника, после чего он сделал постриг младенцу, отдав тем самым его в руки Божии.

Дома их уже ждали Федькины родители. Накрыли стол, выпили за новоокрещенного, порадовались за него – так и прошел славно день. А утром снова дела…

Кажется, недавно это было, а вот уже и сыновья выросли. Теперь вот этого маленького Чингисхана надо поднимать. Но ничего, подымем, лишь бы войны не было, подумал Опарин.

– Что, на сына никак налюбоваться не можешь? – усмехнулся стоявший рядом с Федором бывший новгородский стрелец, а ныне знаменщик Васюк Дрязгин.