Альберт Эйнштейн. Во времени и пространстве

Но он продолжал подначивать Макса Борна: «Я очень хорошо понимаю, почему вы считаете меня «упрямым старым грешником», но ясно чувствую, что вы не понимаете, как я оказался в одиночестве на своем пути. Это вас, конечно, позабавит, хотя навряд ли вы способны верно оценить мое поведение. Мне доставит большое удовольствие изорвать в клочья вашу позитивистско-философскую точку зрения».

«Мой муж – гений! Он умеет делать все, кроме денег…»

«Мой муж – гений! Он умеет делать все, кроме денег…» – назубок вызубрив эту хлесткую фразу, миссис Эльза любила щегольнуть ею в светском обществе, выдавая за свое умозаключение.

Еще в начале 1932 года в Америке у Эйнштейна состоялась встреча с Абрахамом Флекснером, который вынашивал идею создания в Принстоне уникального научно-исследовательского центра – Institute for Advanced Study – Института высших (стратегических) исследований. Финансовые вопросы брали на себя амбициозные мультимиллионеры Эдгар Бамбергер и Феликс Фульд. Требования меценатов были просты: в институте должны быть собраны звезды первой величины.

Обладая карт-бланшем, Флекснер не скупился, сулил поистине королевские условия: профессор Эйнштейн (в случае его согласия) назначался на должность руководителя исследовательской группы с пожизненным жалованьем и безоговорочным правом приглашать ассистентов только по своему усмотрению. И никакой лекционной, преподавательской нагрузки. Исключительно чистая наука.

Подумаю, обещал Эйнштейн при первой встрече, обязательно подумаю.

Подстегиваемый попечителями Абрахам Флекснер летом 1932 года вновь напомнил Эйнштейну о Принстоне.

– Как вы, профессор?

– Я принимаю ваше предложение. Но при одном условии.

– Пожалуйста.

– Я беру с собой своего ассистента Вальтера Майера.

– Какие могут быть вопросы?! Ведь мы же оговорили, что вы набираете себе тех помощников, которые вам необходимы.

– Хорошо, спасибо. – Эйнштейн замялся. – И еще один вопрос… Могу ли я рассчитывать на жалованье в три тысячи долларов в год? Или… Как вы считаете, может быть, я смогу прожить там у вас, в Америке, и на меньшую сумму?..

Услышав слова Эйнштейна, Флекснер от души расхохотался и объяснил, что названная сумма не обеспечит даже прожиточного минимума в Штатах. В общем, все финансовые проблемы мистер Флекснер предпочел обсуждать с куда более практичной миссис Эльзой. В результате ставка профессора увеличилась втрое – до 15 тысяч долларов.

Правда, сам Эйнштейн по-прежнему чувствовал некую неловкость. По его глубокому убеждению, безнравственно получать деньги только за свою исследовательскую работу, которая и без того приносит громадное моральное удовлетворение, является естественной потребностью каждого нормального ученого. И эти часы научного творчества должны обеспечиваться именно неустанными преподавательскими трудами: лекциями, семинарами, коллоквиумами, собеседованиями и консультациями со студентами, приемом экзаменов, участием в кафедральных заседаниях и пр. Однако, как обнаружилось, подходы американских работодателей были куда рациональнее…

* * *

Встречавшие на таможенном посту в Нью-Йорке представители Принстона вручили Эйнштейну письмо Флекснера со строгими рекомендациями: «…B нашей стране существуют организованные банды безответственных нацистов. Я советовался с местными властями и с правительственными чиновниками в Вашингтоне, и все они убедили меня, что для Вашей безопасности в Америке Вам следует хранить молчание и воздерживаться от публичных выступлений… Вас и Вашу жену с нетерпением ждут в Принстоне, но, в конечном счете, Ваша безопасность будет зависеть от Вашей собственной осторожности».

Флекснер не преувеличивал. Конечно же, далеко не вся Америка, как бывало прежде, с восторгом воспринимала весть о прибытии в страну великого ученого. Экстремистская организация «Дочери американской революции» жестко потребовала запретить Альберту Эйнштейну въезд в США: «Безбожникам и коммунистическим смутьянам не место в Штатах!», «Даже Сталин не связан с таким множеством анархо-коммунистических группировок, как Эйнштейн!». Бостонский кардинал О'Коннел аплодировал экзальтированным «дочерям», попутно предавая анафеме теорию относительности как «ложное, аморальное и атеистическое учение».