Алби (СИ)

Алби смотрела во все глаза, забыв об онемевших руках, о ссадинах, которые от солёной воды разболелись с новой силой, забыв о невероятном, беспрецедентном переходе через циклопический вал, забыв о Рифусе Гарте, о собственной горькой участи, забыв обо всём, ибо то, что она видела, превосходило её самые смелые фантазии. Она никогда не задумывалась над тем, как же в реальности выглядит полумифический Внешний мир, воображение рисовало ей уродливые почерневшие проплешины на голой растрескавшейся земле, ядовитый жёлтый ветер, перекатывающий клубки давно мёртвых трав, лужи с пугающими цветными разводами и скорбные развалины некогда прекрасных городов. А вместо этого перед ней предстала обновлённая, преодолевшая боль двух мировых войн природа, переосмыслившая случившееся с ней и, как Феникс, заново восставшая из пепла в новом облике, грозном и прекрасном. Больше некому было вырубать исполинские деревья, некому было перегораживать реки и разворачивать русла, некому было спорить с Жизнью, в очередной раз преодолевшей глупые поползновения жалких двуногих на её величие и мощь.

— Боже мой, — потрясённо прошептала Алби, дыша как-то через раз, — боже мой... Как это... прекрасно. Почему в Ойкумене этого нет?

— Чего? — Гарт, чертыхаясь, пытался развязать ей руки. Мокрая ткань врезалась в кожу, и кисти начали приобретать нехороший голубоватый оттенок. Алби не обращала на него ни малейшего внимания, всё так же завороженно глядя на берег.

— Вот этого... Этой... красоты... почему? Откуда это? Почему у нас создана гигантская ирригационная система, чтобы растения не засохли, люди трясутся над каждым деревцем, половина мощи опреснителей работает на орошение плантаций, а здесь... здесь...

— Потому что в Ойкумене люди сами создавали себе среду обитания, — Рифус наконец размотал Алби руки и покачал головой, увидев, во что они превратились, — а здесь природа решала сама, без нас. За триста лет уж как-то можно было оправиться ото всех потрясений. Дай сюда руки.

Тут Алби наконец-то обратила внимание на манипуляции Гарта. Увидев свои посиневшие пальцы, она вздрогнула.

— Давай сюда, — раздражённо повторил Рифус, — тебе надо руки растереть, чтобы восстановить кровоток. Учти, это довольно неприятные ощущения.

Неприятные? Алби аж губу прокусила, настолько болезненным оказалось растирание онемевших кистей. У Гарта были ужасно жёсткие ладони с твёрдыми царапающими мозолями, и энергичное восстановление кровообращения отзывалось острой саднящей болью. В определённый момент у Алби аж слёз из глаз брызнули.

— Терпи, — ободряюще бросил Рифус, — чуток ещё потерпи, уже почти всё. Или хочешь остаться без рук?

— Больно, — проскулила Алби.

— Больно, — согласился «красногалстучник», — но необходимо. Лучше уж так, чем тебя расплющило бы под толщей воды. Здесь, любовь моя, вообще, куда ни плюнь, больно, опасно, всюду поджидает какая-нибудь голодная нечисть или заблудшие души вроде штырьков.

— Кого? — не поняла Алби.

— Неважно. Надеюсь, мы с ними не пересечёмся. Вреда от них мало, но на нервы действуют, особенно таким трепетным созданиям, как ты. Я-то в своё время их человек двадцать перестрелял.

— Здесь люди?!

— Ха. Из здешнего «населения» можно демонстрацию организовать перед зданием правительства, если подойти к делу с душой. Да не бойся ты. Делай всё, как я говорю, и у тебя не будет проблем ни со штырьками, ни с... м-м-м... остальными здешними жителями. Так, ну вроде всё. Вылезай.

Алби, неловко покачнувшись, выкарабкалась из неустойчивой лодки и осторожно сошла на мокрый серый песок. Ноги немного провалились во влажную кашицу. Она стояла, вертя головой и до сих пор не веря что она — она, Алби Мирр! — стоит на земле Внешнего мира. Рифус тем временем, позыркав по сторонам, обнаружил побелевшую от времени ветку плавника и цапнул её с довольным видом.

— Сейчас замаскируем нашу яхту и вперёд.

— А палка зачем? — не поняла Алби. Она вообще нисколечки не понимала действий Рифуса Гарта начиная с момента её неожиданного освобождения из собачьего вольера и заканчивая швартовкой на берегу Внешнего мира.

Гарт посмотрел на неё, вздохнул о чём-то своём, но ответил.

— Я голыми руками эти вот лопухи, — он указал веткой на пышные заросли папоротника с тёмно-зелёными глянцевитыми листьями, сочными и мясистыми, — трогать не намерен. Ожоги вплоть до кости, регенерация невозможна. Карборановая кислота. То, что ваши умники пытались синтезировать в Институте, здесь уже давно изобрела и применила природа. Ты стой пока, где стоишь, лишних движений не делай. Поняла?

— Карборановая кислота... — ошарашенно пробормотала Алби, широко раскрытыми глазами глядя то на Рифуса, то на папоротник.

— Ну да. Самая сильная органическая кислота. Жрёт всё, что видит. Даже с инертными газами реагирует. Ну что ты на меня так смотришь? Я же в бригаде работаю, уж базовый-то уровень образования имею. Надо знать, что именно может тебя убить.

— Она же сожжёт палку...

Рифус тихо усмехнулся. Никакая теория не заменит хорошей полевой практики, уж это девочка теперь поймёт наверняка.