Алби (СИ)

— Надо обладать недюжинными способностями, чтобы застрелить человека из незаряженного оружия. Я ожидал от тебя чего-то подобного, даже пистолет не стал далеко убирать. Ну? Постреляла? Глупости закончились, или у тебя в загашнике ещё что-то припасено для меня?

— Я... не хотела... — Алби едва смогла выговорить пару слов, не смея поднять головы.

— Конечно, не хотела. Ты жаждала. Вожделела. Жаль, ты не видела себя со стороны. Я залюбовался. Глаза горят, на щеках румянец, грудь вздымается, дыхание как тогда, утром, в подвале. Глаз не оторвать. Ну всё, наигралась? Ложись и досыпай, ещё даже не рассвело.

И он как ни в чём не бывало улёгся на матрас и подтянул к себе часть покрывала.

Алби сидела на полу, не решаясь даже встать. В висках ухало, горло перехватывали спазмы, она покосилась на свои руки и увидела, как мелко дрожат её пальцы. Она чуть было не убила человека. Нет, не так. Она готова была убить человека. Она. Готова. Была. Убить. Человека. Пересечь ту черту, которая отделяет людей от зверья. Она вспомнила, с каким наслаждением прицеливалась Гарту в голову и медленно закрыла глаза. Кем бы он ни был, убийцей, насильником, свихнувшимся тираном, это всё его личные проблемы, а вот она, Алби, чуть было не потеряла человеческий облик, почти уподобившись Рифусу Гарту в способности распоряжаться чужими жизнями. Она чуть было не стала убийцей, как он.

«Ты не знала, что пистолет не заряжен». Алби снова похолодела. Нет, господи, нет... Она вдруг отчётливо поняла, что последнюю, роковую черту она всё же перешагнула. Она выстрелила ему в голову. И если бы в обойме был хоть один патрон, Рифус Гарт был бы уже мёртв.

Гарт повернулся на матрасе и уставился на неё. Лицо его было даже каким-то весёлым.

— Что? Капитальная рефлексия? Я кому сказал, ложись и досыпай. Или оплакиваешь своё неудавшееся покушение?

— Я... я ведь вправду выстрелила... я... — Дальше говорить Алби не смогла из-за хлынувших слёз.

Рифус слез с матраса и сел перед ней на корточки.

— Я же сказал тебе, я ожидал от тебя этих вывертов. Ожидал. Знал, что когда-нибудь ты сорвёшься. Ничего удивительного. Ну выстрелила. Покусилась, так сказать. Ну и всё. Пар выпустила, теперь можем жить спокойно. Я, во всяком случае.

— Ты не понял, — сквозь слёзы прошептала Алби, — я выстрелила... В живого человека...

— Ах вот оно что, — Гарт привычным движением схватил её за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза, — вот, значит, откуда такая истерика. Десять заповедей и все дела... Понятно. Тут ничем помочь не могу.

Она смотрела на него, шмыгая носом и поминутно кусая губы.

— Я больше так не буду... — едва нашла она в себе силы пробормотать, — нет, никогда больше... никогда...

— Ну вот и хорошо. А теперь отбой.

«Он даже не понял. Господи, он даже не понял... Ещё и улыбался... Когда же он сам переступил этот порог, раз так спокойно обо всём этом рассуждает? Скольких человек он убил? Десять? Двадцать? Он ещё говорил про каких-то штырьков... которых тоже убил...» Алби лежала около стены, закутавшись в покрывало и стараясь хоть немного отодвинуться. Близость сухой, обветренной кожи жгла огнём, хуже, чем тогда, в подвале. Тогда он всего лишь искалечил её тело, а сейчас... сейчас она даже смотреть в его сторону не могла. Её захлестнуло мучительное чувство опустошённости. «Зачем мы здесь? Зачем он таскает меня с собой? Чего он хочет, чего добивается? Отомстить своему капитану? А я здесь при чём? Что ему надо от меня? «Гипнос»? Он о нём даже не вспоминает. А что тогда? И почему... — тут она скосила голову на едва угадывающийся в темноте резко очерченный профиль, — почему... всё, неважно. Ты ничем не лучше его, Алби Мирр, вот и живи с этим».

Через некоторое время она вновь почувствовала настоятельную потребность выйти наружу. «Разбудить? Нет. Вообще... не буду с ним больше разговаривать. Он чудовище и делает чудовищем меня. Я не хочу его даже видеть... Так пойду. Ничего со мной за пару минут не случится».

Она как можно тише натянула майку и штаны и, не дыша, осторожно повернула в замке длинный ключ и отодвинула тяжёлую щеколду. Немного приоткрыв дверь, Алби проскользнула в щель и с удивлением обнаружила, что уже светает. Розоватые отблески отражались в бесчисленных капельках росы, усеявших хвощи, лианы и листья, мох в рассветном зареве горел императорским пурпуром, кое-где расцвеченным яркими пятнами раскрывающихся цветов с дурманящим запахом. Эта величественная картина так заворожила Алби, что вытеснила из головы даже ужас её недавнего покушения на Гарта. Она чуть было не забыла, зачем вообще вышла, и только через несколько секунд опомнилась.