Альбигойский Крест. На Тулузу!

Раймон де Мирпуа почувствовал резкий удар, который принял его щит, затрещавший каким-то пронзительным, словно плачущим от боли звуком, и ощутил резкий словно ледяной толчок в грудь, прикрытую кольчугой и стеганным гамбезоном. Какая-то неведомая сила подняла его и, сняв с седла, швырнула в воздух. Шлем слетел с головы Раймон, открывая его глазам пронзительное и ясное осеннее небо, которое застилась дымкой смерти, наползавшей на его глаза. Он открыл рот, пытаясь глубоко вздохнуть, но острая боль не позволила ему сделать это. Мир закружился и померк перед ним еще до того, как тело мертвого Мирпуа коснулось земли…

Бушар резко осадил коня, развернул его и подскакал к телу поверженного противника. Он пустил декстриера прямо на лежащего врага, намереваясь довершить поединок топтанием копытами, но сдержался. Раймон, с головы которого слетел шлем, лежал на траве, широко раскинув руки и раскрыв глаза. Из его рта тоненькой струйкой вытекала кровь. Бушар наклонился в седле и присмотрелся к врагу. Раймон был мертв – из его груди торчал обломок боевого ланса, пробившего щит и застрявшего в теле.

Де Марли приподнял шлем и плюнул на труп, после чего медленно поехал к оруженосцам, но внезапно развернулся и направил коня прямо к противоположному концу поляны, где расположились поединщики, защищающие честь графа де Сен-Жиль. Бушар почти вплотную проехал вдоль их рядов, разглядывая противника сквозь прорези шлема. Он ехал степенно и молча, всем своим видом подавляя соперника, которому казался каким-то неведомым, непобедимым и страшным всадником смерти. Граф снова вздрогнул, когда ему показалось, что их взгляды соприкоснулись, но на своем каменном лице Раймон постарался не дрогнуть ни единым мускулом, оставаясь внешне ледяным и флегматичным. Бушар развернул коня и, поддав ему шпорами, поскакал к своим оруженосцам. Он жестом приказал им подавать новый ланс и трубить последнего поединщика, имевшего неосторожность принять его вызов…

Сторона крестоносцев.

Ги удивленно покачал головой, увидев, как быстро и, самое главное, ловко его товарищ покончил с младшим представителем мятежной семьи де Мирпуа. Он успокоился, поняв, что травма его друга не представляет серьезной опасности, но, на всякий случай крикнул слугам, приказывая отыскать лекаря:

– Ребята! Живо найти лекаря! Меня все равно беспокоит, не повредил ли чего мессир де Марли во время первого поединка!..

Он обернулся и увидел всадника, скачущего к полю со стороны северной дороги. Что-то кольнуло ему под сердцем. Ги поморщился, предчувствуя что-то, не сулившее ему ничего хорошего. Всадник приближался именно к крестоносцам и вскоре де Леви смог разглядеть его синий сюркот и золотые лилии. Это был, без всякого сомнения, королевский посланник.

Всадник подъехал к группе рыцарей, отыскал глазами герб сенешаля и, приблизившись к нему, произнес:

– Мессир королевский сенешаль сеньор Ги де Леви?..

Сенешаль кивнул головой, отвечая на вопрос гонца, который, дождавшись кивка рыцаря, соскочил с коня и, припав на колено возле коня Ги, протянул ему сверток:

– Его королевское величество Филипп шлем тебе привет и спешное послание…

Рука сенешаля дрогнула, принимая кожаный цилиндр, в котором находилось письмо короля. Спешка, с которой гонец доставил это послание, удивило и насторожило его. Ги вскрыл цилиндр и вытащил пергамент, развернул и пробежал глазами, белея лицом по мере чтения письма:

«Моему верному слуге, королевскому сенешалю Каркассона, мессиру Ги де Леви, маршалу де Ла Фо и сеньору де Мирпуа… – слишком официальный тон письма насторожил рыцаря, – мы, Божьей милостью, Филипп король франков шлем тебе привет и приказываем немедленно прекратить военные действия, потравы, поджоги и разорения земель Тулузы… – текст стал расплываться перед глазами. Ги не мог понять причину столь резкого изменения настроения короля. – Войска приказываю отвести в Каркассон на зимние квартиры, провести полный учет имущества, вооружений, припасов и трофеев, из которых удержи для нужд курии шестую часть. Что касается Раймона, некогда графа Тулузы, то мы повелеваем тебе, мой верный слуга, не покушаться на его жизнь и члены…»

Ги скомкал письмо. Он не смог дочитать его до конца, слишком шокированный столь неожиданной переменой политики Филиппа Французского. Сенешаль сидел в седле неподвижно, со стороны могло показаться, что это вовсе не рыцарь, а каменная статуя, невесть откуда появившаяся на живом коне. Де Леви собрался с мыслями, глубоко вздохнул и, посмотрев на гонца, тихо произнес:

– Ваше имя, сеньор посланник…

Гонец склонил голову и ответил:

– Жан де Шершемон, мессир маршал…

– Благодарю вас, мессир Жан. Вы можете отправиться в лагерь и отдохнуть. – В сердце Ги еще теплился лучик надежды, и он решил спросить у гонца. – Мессир, его величество, случаем, ничего не просил передать на словах? Знаете ли, сир Филипп частенько любит добавить пару слов…

Жан кивнул: