Альбина и мужчины-псы

Все вещи гонятся по моим следам

и в отчаянии лают, я же иду вперед мертвый.

Пабло де Рона «Зимняя сталь».

Глава 1. День первый

Амадо со всей прытью, какую позволяли его короткие ножки, пересек западные ворота Ками-ньи. Дыхание его, учащенное из-за бега, стало еще более частым: на улице валялись, как глиняные болваны, старики и старухи. Обезумевшие пчелы летали между ртами, раскрытыми в форме буквы «О», и слизывали с языков отдававшую болотом слюну. Жители города разделяли пчелиную нервозность: созерцая мертвые тела легендарных, бессмертных предков, они ощутили себя башнями, рухнувшими от удара молнии. Блеклое море сухих останков убедило население городка в том, что они - приговоренные к смерти, которых сгрузили на баржу. Невозможно достать ни одного осла у Пинко! Каждое животное доставляло по три-четыре трупа на торжествующий костер, горевший посреди кладбища. Волокнистая плоть и ссохшаяся кожа посылали в небеса густой черный дым, который, казалось, распадался на стаи грифов: хищники снижались, копались в кострище, ракетами взмывали ввысь, унося в когтях пористые кости. Опустелое кафе-храм было пронизано столбами света: бежавшие из заключения попугаи пробили клювами крышу. Перед тем, как покинуть здание, они - вероятно, в знак протеста, - дружно опорожнили кишечник. Ковер из синих навозных жуков, прибывших на зловещее пиршество... Амадо, зажав ноздри двумя пальцами, наполнил большую бутыль водой, захватил железную трость, три крошечных слитка золота, завещанные ему отцом, и с этим грузом, думая, что больше сюда не возвратится, вышел из дому. Следом увязалась кучка женщин, кидавшихся в него туфлями:

- Ты предал их, мерзкий карлик, а они предали смерть, ты виноват во всем! Посмотри, во что превратились наши мужья!

Осыпаемый проклятиями, Амадо видел мужчин: забившись в темные уголки, сидя на корточках, они опирались на костяшки пальцев и двигали руками, словно звери передними лапами. На обнаженных торсах пробивались волосы, губы растягивались из-за сильно выросших челюстных костей. Шляпник заметил, что и сам он испытывал подобное превращение: лицо вытягивалось в рыло, кожа покрывалась шерстью, уши заострялись. Внизу позвоночника обозначалась выпуклость - намек на будущий хвост. Теперь болезнь проявлялась не только под покровом ночи, но бесстыдно осмеливалась овладевать людьми при свете дня. Скоро все они станут стопроцентными псами.

Не без труда, сгибаясь под тяжестью трости и бутыли, Амадо начал подъем по изломанной тропе. Женщины, опасаясь идти разутыми по усыпанной острыми камнями земле, не преследовали его. Через короткое время за ним устремилась группа мужчин с криками, постепенно переходившими в лай. Шляпник припустил со всех ног, но на равнине свора нагнала его. Коротышка, в страхе быть сожранным, попытался вращать в воздухе тростью, но оказался не в силах даже поднять ее. Он моментально с горячим восхищением вспомнил Каракатицу, вертевшую тяжелым оружием, точно перышком. Уродцы, не обращая на него внимания, брызжа слюной, устремились на равнину. Близ горизонта, уже слабо различимые, они принялись рыть руками-лапами норы, чтобы защититься от солнца и переждать, пока не задует свежий ночной ветер. Со вздохом облегчения Амадо пустился на поиски своих компаньонок. Их не было! Черт возьми, он ведь почти не опоздал, ну разве что на четверть часа, и ни секундой больше! Он еще понимал, как могла так поступить Альбина, высокомерная, далекая полубогиня, но Каракатица! Женщина, которой он доверил бесценное сокровище - свою надежду, не простила ему нескольких минут опоздания! Душу его словно вырвали с корнем. Нет, это просто немыслимо! Она ведь знает, что безжалостные вихри с Анд заметут все следы, что сделать три шага в этой пустыне - значит погубить свою жизнь! Что-то подсказывало ему, что его преданность нашла отклик у Каракатицы, что сердца их связаны невидимой золотой нитью, что ее крепкая дружба не могла уступить минутному капризу. Амадо был твердо уверен: его дама оставила где-нибудь весточку о себе. Он принялся неутомимо искать эту весточку между скал. И наконец издал торжествующий возглас: под стрелой, выведенной на граните куском соли, стояли два слова: «Река Камаронес».

В этом адском котле - песок заполнял всю перспективу, сливаясь на горизонте с желтоватым небом, кожа, избегая соприкосновения с камнями, прилипала к костям, - полчаса равнялись полувеку. Только лишь прошли условленные тридцать минут, Альбина не сдержала гнева, которым дышала каждая клетка ее иссохшего организма:

- Этот трусливый карапуз никогда не вернется: сколько надо мужества, чтобы двигаться по пустыне! Если хочешь поджариться, можешь ждать его, но меня удивляет твое пристрастие к этому недомерку. Что ты в нем нашла?

Каракатица покраснела, стараясь отогнать образ котелка, возникающего из лабиринта морщин и поспешила возразить:

- Ничего такого! Глупый коротышка, вот и все! Дай мне пописать, и мы пойдем!