– Не все такие мутанты, как ты.
– Это ты мутант! – взвился он. – А я человек!
– Он не оставит старика, – сказала Мира уверенно. – Слушай, Альб, мы набрали кислоту в бочонок. Ее всегда можно для чего-нибудь использовать. И сейчас, если ты выкинешь какую-нибудь штуку, я начну поливать ею старика. Это понятно?
– Понятно, – сказал я и потряс наручниками. – Снимайте.
Недалеко от эстакады над пустырем высился большой, поросший зарослями холм с покосившимся кирпичным домом на вершине, других возвышенностей и построек вокруг не было.
Когда двое омеговцев раздвинули ворота и я шагнул в проем, над головой раздался голос Миры:
– Влас, отвечаешь за него. Глаз не спускать. Везде за ним ходи.
Я спрыгнул на землю. Здоровяк с сестрой стояли на крыше вездехода, она уперла руки в бока и постукивала по металлу узким носком сапога, он сложил руки на груди и выпятил челюсть. Оба смотрели на меня.
– Что теперь, мутант? – спросил Влас, приседая на корточки.
Я показал на эстакаду:
– Надо туда. Осмотреться.
– Зачем? Ты ж и так должен знать. Херсон-Град там, склон там, в той стороне – Инкерман… ну так куда ехать?
Я покачал головой.
– Нет, оглядимся. Но сначала – еда для Ореста и меня.
– Старику сейчас принесут, а ты поешь на ходу, – отрезала Мира. Развернувшись, она зашагала к полусфере турели, стоящей над баком между контейнером и кабиной.
– Как только покажешь направление, сразу едем, – бросила сестра напоследок.
Воспользовавшись передышкой, омеговцы выбрались из машин. Я зашагал к эстакаде, и двое охранников, не зная, как им вести себя со мной, поплелись следом. Шлемы они сняли и пристегнули к ремням – один омеговец оказался в возрасте, второй, смуглый, совсем молодой.
Забухали подошвы о землю, нас догнал Влас. Сунув мне в руки флягу с куском вяленого мяса, он спросил у солдат:
– Как звать?
– Карп, – сказал пожилой.
– Япет я, – угрюмо прогудел молодой.
– Япет? Это чё за имя? – хмыкнул Влас. – С востока, что ли?
– Ничиво не с востока.
– А чего ж рожа у тебя смуглая? Ты из этих… из пастухов Минских? А, нет, они с запада!
– Ничиво не из пастухов.
– Не люблю я вас… смуглых. Вы все тоже мутанты.
– Сам мутант! – обозлился омеговец.
– Ты поговори у меня! – Влас показал ему внушительный кулак. – Вот он – мутант, ты – мутант, а я – человек. Так, ладно, стойте.
Я остановился, жуя мясо, хлебнул кислого вина из фляги.
– Длинное оно, а? – Ладонью прикрыв глаза от косых лучей солнца, здоровяк недовольно посмотрел на эстакаду. Мы стояли там, где земля сменялась асфальтом – отсюда серая, в трещинах и проломах, широкая полоса полого уходила вверх, где снова становилась горизонтальной и обрывалась. – Очень надо тебе туда лезть?
– Осмотреться нужно, – повторил я.
– Из вас двоих мотоциклом управляет кто-то?
– Я могу, – кивнул Карп.
– Ну так гони сюда машину, – приказал Влас. – Я не киборг, ноги не железные.
Карп ушел. Я успел доесть мясо и почти допил вино, когда он прикатил на мотоцикле.
– Мутант, в коляску. – Влас ткнул меня кулаком между лопаток. – И смирно сиди, потому что карабин мой наготове всегда.
– А я куда? – спросил Япет.
– А ты пешочком, смуглый! – хохотнул здоровяк, забираясь на сиденье за водителем. – И не отставай, бегом давай! Мутант наш опасный очень, за ним глаз да глаз…
– Что ж мне, пешком аж туда лезть? – Япет недовольно уставился на эстакаду. – Вон как далеко…
– Ага, лезь, да побыстрее. Карп, пошел!
– Мне только сержант наш может приказы…
Мотоцикл поехал, и Влас с такой силой хлопнул Япета по плечу, что солдата качнуло.
– Вперед, сказано! – прокричал здоровяк.
Взревывая мотором на подъеме, машина покатила вверх, лавируя между кусками асфальта и дырами в покрытии.
Карп управлял умело и вскоре затормозил в конце эстакады возле того похожего на зуб куска бетона, на котором стояли мы с Чаком.
Не дожидаясь разрешения Власа, я выбрался из коляски и встал на самом краю. Карп, заглушив мотор, слез с мотоцикла и опустился на корточки в стороне. Я покрутил головой, разминая шейные позвонки, пару раз присел. Услышав вздох сквозь посвистывание ветра, оглянулся.
Влас боком, короткими шажочками приближался к краю, – лицо бледное, глаза прикрыты. Пройдя немного, он остановился. По низкому лбу стекла капля пота.
– Наш малыш боится высоты? – спросил я.
– Заткнись! – процедил он сквозь зубы и набычился, выпятив челюсть. – Осмотрелся ты? Назад пошли.
– Нет, бинокль мне принеси.
Карп снял перчатки, сгреб с бетона щепотку песка пополам с мелкими камешками и стал пересыпать с ладони на ладонь. Услышав шаги, я встал на бетонный зуб и кинул взгляд через плечо. Влас протягивал мне бинокль, но когда я отошел дальше, вынужден был сделать еще пару шагов к краю. Увидев, где я стою, он закатил глаза и прохрипел придушенно:
– Держи!
Усмехнувшись, я взял бинокль. Раздался треск гравия, из-за вздыбленных пластов асфальта вышел Япет. Тяжело дыша, он наклонился, уперся руками в колени, сплюнул. Влас отошел от края подальше, проворчав: «Смотри – и сразу вниз», повернулся ко мне спиной, опустился на корточки. Япет облокотился на руль мотоцикла, потом уселся на сиденье, перекинув ногу.