— Почему бедствуют? Но если у них нет денег, а у меня есть, значит, что и у них есть, — даю сколько им нужно. И они, в свою очередь, если я «на мели», обо мне побеспокоятся.
— Непостижимый народ! — миллионер провел рукой по волосам, и лицо его просветлело. — Есть какая-то пока еще мне непонятная прелесть во всем, что вы мне рассказываете, — хотел бы я хоть немного пожить так же материально беззаботно, как вы: не считать каждый пенс, тратить куда захочу, надеяться на друзей и не бояться остаться без денег завтра.
«Вы, советские люди, — народ крайне избалованный, в сравнении с нами», — вспомнились тут мне недавние слова Антони, и собственная моя жизнь показалась отсюда совсем иной, чем вблизи: как же я прежде не ценила этой легкости нашей жизни, когда отсутствие денег — не самая большая проблема, есть друзья, которые по первому зову приходят на выручку. Но как это все растолкуешь английскому миллионеру, да и зачем? И потом, что это все он меня да он меня расспрашивает. Пора переходить в наступление.
— Вот вы — миллионер, — резко свернула я на другую дорогу, — и, как я заметила, вам приятно сознавать себя миллионером. Вероятно, миллионерство приносит массу удобств, вы живете в роскоши, с автомобилями, слугами, и райские птицы поют в саду, где цветут розы и орхидеи…
— Напрасно вы издеваетесь надо мной, — впервые отреагировал на мой иронический тон собеседник, — вы ведь живете в этой стране более года, поэтому в курсе всех ее проблем. Дом у меня не роскошный — это квартира, большая и удобная, в многоквартирном доме в районе с очень хорошим адресом.
Хороший адрес стоит отдельного разговора. Сколько раз замечала я, протягивая свою визитную карточку англичанам, как лица их значительно и уважительно вытягивались при виде адреса на карточке и что-то невидимо изменялось в них по отношению ко мне: если это был простой человек, рабочий, бедный студент, мелкий служащий, то некий налет разочарования ощущала я: советский человек, а живет в Англии в буржуазном районе «Лес святого Джона». И я всегда стремилась объяснить, что живу там как жена представителя газеты «Известия», что наша квартира одновременно и корреспондентский пункт, что, несмотря на адрес, я простой человек, и мы равны. Если же мой адрес попадал в руки респектабельного буржуа, он, одобрительно кивая, похваливал мой район, давая понять, что посредством адреса между нами установилось некое подобие равных положений.
Я встречала людей, которые из последних усилий оплачивают дорогостоящую квартиру, только бы не потерять адреса «Мейфейер», «Челси» или «Хемпстед». И не только из собственного буржуазного снобизма: некоторые из них ведут свои дела — торгуют антикварными вещами или держат косметические клиники, и от того, по какому адресу они будут принимать покупателей или пациентов, зависит многое в их бизнесе. Потерять антиквару помещение лавки в районе «Мейфейер» и переместиться хотя бы в «Кенсингтон» — означает потерять всех клиентов «Мейфейера» — то есть лондонскую знать.
Моя добрая миссис Кентон надувается от гордости, сообщая новым знакомым, что живет на улице Лес святого Джона, а мне плачется чуть ли не каждый день, проклиная тот час, когда связалась с этой дорогостоящей квартирой, которая ее семье не только не по карману, но и не по общественному положению. Плакаться-то плачется, а переехать в район попроще ни за что не переедет.
Хороший адрес моего миллионера означал, что он живет среди бизнесменов, крупных книгоиздателей и крупных правительственных чиновников, что окна его гостиной выходят на Темзу, а спален — в тихий зеленый парк, где можно гулять только жителям этого дома — у каждого свой ключик; что с балкона с одной стороны видны дома парламента, а с другой — купол собора святого Павла.
— Слуги? Да, по утрам приходит женщина убирать квартиру. Жена сама приготовляет завтрак мне и детям: содержание повара стоило бы нам очень дорого, да в этом и нет необходимости, — если у нас гости, я заказываю ужин из ресторана…
— Но если вашим друзьям надоела ресторанная еда и хочется чего-нибудь приготовленного дома?..
— Я сказал не друзья, а гости. Люди, которые приходят по делу.
— А если не гости, а друзья, ваши близкие друзья! — наступала я, чувствуя стеклянную стену между собой и собеседником, проклятую, банальную, ходульную стеклянную стену — неодушевленный образ употребляемый всеми, кому не лень, для описания полного взаимопонимания.
— Странная эта ваша русская идея — друзья, — вдруг сказал миллионер раздраженно. — Я прожил на этом свете сорок лет и никогда не испытывал необходимости иметь друзей. Были в детстве мальчики, с которыми я играл и проказничал, а потом мне, право, не до дружбы было. Я работал.
— Но как же! — все во мне протестовало против бездушия этого человека. — Ведь вы — живое существо, можно ли прожить без близких, дорогих людей, без задушевного разговора с другом, без его поддержки; без своей помощи ему.