Альбом для марок

– Познакомьте нас. (Мне.) Я давно за вами слежу. Так мало людей, за которыми стоит следить. Ваши переводы… Мне необходимо поговорить с вами об одном переводе. Когда вы пойдете гулять?

На улице.

– Вы меня не продадите? Только честно. Слуцкий был в меня влюблен! Был, был. А когда у него ничего не получилось, стал говорить мне пошлости. – Почему вы не вышли замуж за Солженицына? Его такая дура окрутила! – А один раз на полном серьезе: – Почему вы не вышли замуж за Трифонова? Он был такой одинокий. Надо было прийти и сказать, что вы пишете о нем статью. Он бы вас вполне обеспечил. – Деньги я и сама зарабатываю. – Сколько в месяц? – Шестьсот. – Не говорите этого мужчинам. – Да вам-то что, Борис Абрамович? – Если бы вы вышли замуж за Трифонова, у меня был бы дом, куда можно запросто зайти. – А перед вашим приездом один доктор наук предложил мне руку. Знаете, разговоры в фойе, встречи на лыжне – и бах! Слуцкий все хорошо видел и вечером за кефиром говорит: – Вам я могу сказать, что Галя Башкирова – лучшая женщина, какая у вас может быть. И лучше вас у нее тоже никого не было. Так что я о вас обоих самого высокого мнения. Поэтому я не советую вам вступать в брак. – Класс, а? Может все-таки быть человеком…

Ужин.

слуцкий: Двадцать лет назад я был экспертом по уличным знакомствам. Сейчас могу вести семинар.

татьяна борисовна (мне): Андрей, он врет?

Над Слуцким – склеротическая диагональ, профессор манфред:

– Татьяна Борисовна едет в Париж? (Далее – французская рулада.)

слуцкий: Таня понимает по-французски только слово “Юманите”.

манфред: Вы по приглашению?

татьяна борисовна: – Да… Лечиться.

манфред: Любопытное совпадение: моя жена тоже едет в Париж. Знаете – хе-хе – кандидатская тянет за собой докторскую.

слуцкий: Кто ваша жена?

манфред: Вы будете смеяться. Завкафедрой марксизма-ленинизма. Если вдуматься, тема у нее очень интересная: ленинская политика мира и левая французская интеллигенция. Это же Дюамель, Роллан, Барбюс! Очень интересно…

На кругу винокуров.

– Гуляете? Слуцкий это на Самойлова поехал? Эклектики они, дурни. В голове путаница. Поэтому и стихи не получаются. Вы любите их стихи? Эклектика. Вот Мартынов за душой имеет несколько стихотворений. Все до тридцать четвертого года, до посадки. Он своеобразный. Даже сейчас. Сейчас он пишет чепуху, силлогизмы. В стихах мысль должна проступать из-под спуда. Он странный. Маньяк, маньяк. Он в Сокольниках жил в трущобе, ход через кухню, в комнате книги плашмя на полу и вонь, вонь. Лук нарезанный – заразы боялся, инфекции. Вы его не очень? Кто ваш любимый поэт? А мне Пастернак даром не нужен. Не тянет к нему. Лет десять – больше – двадцать не открывал. Мандельштама наизусть знаю, а все читаю. Ахматова так и говорила, что Мандельштам ей нужнее всех. Я ее хорошо знал. Мы дружили. Поздняя Ахматова была не та. Она сломалась, опустилась. Об этом Мандельштамиха написала. Перемудривала Ахматова, темнила. Писала как-то выспренне. Ну, опустилась. Вот ранняя – другое дело. Каждая строчка – жест, речевой жест. А у поздней и смысл-то не поймешь. Вам Бродский ее нравится? Ну, если бы он не умел стихи писать, не о чем было бы говорить. А так – пусто, крови нет, боли нет, биографии нет. Нет-нет, Бродский это не то. Назовите, что вам у него нравится?

– “Горчаков и Горбунов”.

– Это же “Лодейников”! “По лугу шел прекрасный Соколов”. А кто такой Соколов, откуда он взялся? Ничего неизвестно. И у Бродского тот же принцип. Вы мне докажите, что Бродский хороший поэт! Нет-нет. Вот вы его любите. Я всех, кого люблю, знаю по паре стихотворений наизусть. Прочтите!.. Да-да, что-то есть. Интересно. Надо будет почитать. У меня его обе книги есть. Собственные книги как-то не читаешь. А в общем, похоже на раннего Сельвинского…

Обед. Мимо проплывает сапгир.

слуцкий: Сапгир – человек одаренный. Недоброжелателен, как все люди, не имевшие возможности реализоваться. С отчаянья бросился в детскую литературу. В случае чего в милицию не побежит. Ни в чем дурном не замечен. Вам нравятся его стихи?

я: За послевоенное время он из лучших.

слуцкий: Кто лучшие?

я: Красовицкий, Холин, Сапгир, Бродский, Лимонов…

слуцкий: Лимонов ко мне ходил. Я его хорошо знал. Он тоже из Харькова. Интеллигентный. Интеллигентнее, чем Алигер. Способный. Сейчас он в Нью-Йорке, бедняга. Его жена сманила. Она манекенщица. Там его бросит. Тут он как сыр в масле катался. Ничего не делал, а когда нужны деньги, продавал машинопись своих стихов по пятерке или шил дамские брюки – большой мастер. Тане шил. В Америке ему будет худо. Бродский здесь имел настоящее признание, но не имел официального. Там он имеет официальное, но не имеет настоящего…

За ужином продолжение.

слуцкий: Сейчас самый влиятельный писатель в мире – Солженицын. Но такого влиятельного, как Лев Толстой или Ромен Роллан, нет. Ромен Роллана Лига Наций слушалась. Я застал время, когда в провинции считалось предосудительным не читать “Жан-Кристофа” и “Очарованную душу”.