Алчность

Главе городского аппарата по информации было поручено известить все главные издательства Москвы и Санкт–Петербурга, о сенсационной находке клада и что решено выемку произвести с наличием журналистов. Главный редактор «Калужского вестника» должен был донести жителям губернии об уникальном кладе в храме Георгия Победоносца. За это он получал право первых фотографий добытого клада и первого интервью от владельца генерала Одинцова. Так же было решено пригласить самого знаменитого эксперта Москвы профессора Шниттэ, для оценки найденных артефактов. Все пошли выполнять порученное. Генерал Одинцов пошел поужинать полностью довольный результатом. Градоначальник понимал, что начнется здесь через пару дней, пребывал в возбужденном и торжественном состоянии духа. Он повернулся к иконам и, крестясь, сказал:

– Помоги Господи!

25

Через два дня город был похож на муравейник. Вместо ожидаемых пяти столичных изданий приехало 27. Все гостиницы были заняты журналистами. Храм был осаждаем зеваками денно и нощно. Полиция еле сдерживала толпу. Купцы рядом с собором подняли цены в трое, а в соборе цены на все услуги и свечи в пятеро. Калуга такого не видала никогда. В 10 утра все собрались около храма, толпа неиствовала в предвкушении. Градоначальник в окружении журналистов пригласил генерала Одинцова к себе и тот ответил на несколько вопросов журналистов. Потом все двинулись к храму, к месту, где виднелась памятная плита, Рабочие получили приказ табличку снять. Под вспышки фотоаппаратов те приступили к работе. Через мгновение табличка поддалась, и рабочие сняли ее со стены. За нею зияла выемка с углублением в котором все увидели бумагу, свернутую в пожелтевший свиток. Толпа оживилась. Полицмейстер как представитель власти подошел, взял свиток. Текст, который он читал, эхом разносился над толпой.

«Я, Иван Одинцов каюсь в стенах храма сего в душегубстве 9 человек. Трех братьёв Ипатовых, монаха Дионисия, трех слуг Ипатова, монаха Георгия и самого Игната Ипатова боярина московского – коего деньги своровал убимши последнего. Каюсь во грехе своем! Посему сей храм и построил и имя Ипатова во стенах отоброзяши. Господи прости меня грешнаго! На все милость твоя! Все оставшиеся сокровища утопил в болоте. Знаю, что за все злодейства проклят род Одинцовых на семь поколений. Кровь моя в жилах потомков моих будет рождати зверей, а не людей.

Писано Иваном Одинцовым татью и вором.

Тишина повисла в храме. Замолчали все. Все взгляды были устремлены на Льва Петровича Одинцова, который оглядывал толпу с растерянным видом. Градоначальник первый нарушил молчание:

– Это что–с такое? Шутка? Что, это? – вскрикнул он, глядя на Одинцова.

– Я не понимаю, – ответил Лев Петрович. – Это нелепица какая–то, – сказав это, он присел на лавку, расстегивая ворот мундира.

Защелкали фотоаппараты, журналисты кинулись один за другим с вопросами. Один полицмейстер, сохраняя самообладание, громко и четко сказал:

– Господа сие есть не клад, а документ преступника, который признательно явствует об убийствах 9 человек в веках дальних. Убийство совершено предком присутствующего здесь генерала Одинцова. Конечно, дети за отцов не отвечают, но, – полицмейстер многозначительно замолчал.

– Вот это скандал господа! – громко и радостно крикнул кто–то из журналистов.

– Вот это материальчик! – вторил ему кто–то.

Градоначальник Столбов, услышав слово «материальчик», скривился от негодования. Это правильное определение этой ситуации. Как его город, управу осрамят по всей России. А он возглавил это мероприятие, руку, потомку душегуба жал на десятках фото. Как он мог так опростоволоситься? Он понял, что его карьера не дойдет до приставки Ваше превосходительство, так как его персона станет анекдотичной и фельетонной. Он с ненавистью повернулся к толпе, ища Одинцова, но тот уже был возле кареты, за ним бежали журналисты, обыватели, зеваки гикали, свистели, бросали чем–то. Он был жалок. Только один человек в толпе стоял просто улыбаясь. И Лев Петрович убегая сквозь толпу, даже столкнулся с ним, но не сразу понял кто это. Потрясение не дало ему возможность осознать сто перед ним тот же улыбающийся странный господин, с кладбища шедший с полным ведром. Уже позже убегая из города, как травленый зверь он не мог понять, видел он Бруслова на самом деле или ему это показалось?