Алчность и слава Уолл-Стрит

Картушелло ухватился за это замечание, которое наводило на мысль, что у Фримена был источник внутренней информации помимо Сигела. Но Сигел не помнил имени этого человека и выразил сомнение в том, что Фримен вообще его называл. Однако в результате ряда оперативно-следственных мероприятий загадка вскоре была разгадана. Coniston накапливала акции Storer через фирму под названием Oakley-Sutton, должностные лица которой оказались теми же людьми, что управляли Princeton-Newport Partners. Брава фирмы Джеймс Миган был товарищем Фримена по комнате, когда тот учился в Дартмуте. Несомненно, это был именно тот человек, о котором Фримен сказал Сигелу. Спустя примерно две недели после ареста Фримена и заявления Сигела о признании вины Миган и Princeton-Newport получили повестки в суд. Как и ожидалось, проверка учетных записей выявила операции с акциями Storer, а записи телефонных разговоров показали, что Риган и Фримен во время сделки часто созванивались.

Бэрд считал, что продолжение расследования в отношении Princeton-Newport может дать положительные результаты. Руководители фирмы, возможно, действовали с Фрименом заодно и могли либо быть сами привлечены к суду, либо рассматриваться в качестве кандидатов на заключение сделки о признании вины с предоставлением иммунитета от уголовного преследования в обмен на улики и показания против Фримена. Как бы то ни было, Бэрду требовалась дополнительная информация, причем он не хотел, чтобы в фирме знали о том, что ею по-прежнему интересуется прокуратура. Поэтому он прибегнул к классическому следственному приему – поиску «обиженного» среди нынешних и особенно среди бывших сотрудников фирмы. Подходящий кандидат вскоре нашелся.

В рамках следствия по делу Фримена Картушелло, помимо всего прочего, собрал отчеты о сделках служащих Princeton-Newport и потратил часы на их тщательное изучение. Утомительная работа принесла свои плоды: в отчетах служащего по имени Уильям Хейл были зафиксированы подозрительные сделки с акциями компании, которой вскоре было сделано предложение о поглощении. Эго была одна из тех компаний, акции которых фигурировали в расследовании. Пытаясь выяснить местонахождение этого человека – еще одного выпускника Дартмута, – сотрудники прокуратуры узнали, что он больше не работает в Princeton-Newport. Его уволили.

Обвинители начали с того, что отправили Хейлу повестку, но эта тактика себя не оправдала. Хейл пригласил адвоката и заявил, что не станет добровольно давать информацию, которая может быть использована против него в суде. Вступив в переговоры с его адвокатом, обвинители намекнули на возможность сделки с подзащитным и выразили готовность к получению «предложения», особенно в том случае, если Хейл способен «сдать» кого-нибудь из Princeton-Newport. В ответ Хейл сообщил, что никаких «предложений» делать не намерен. Обвинители решили использовать едва ли не последний шанс: вызвать Хейла на заседание большого жюри и предоставить ему судебный иммунитет, обязав тем самым давать показания. Это был рискованный шаг. Они понимали, что им, возможно, понадобилось бы привлечь Хейла к суду позднее, но считали, что сложившаяся ситуация не оставляет им другого выхода.

В ноябре 1987 года Хейл явился для дачи показаний. Молодой, высокий и нескладный, он имел резкие черты лица и русые волосы. Он выглядел спокойным. Допрос вел Бэрд. Как он и ожидал, Хейл отвечал уклончиво и неохотно, и пользы от его свидетельства не было, можно сказать, никакой. Тогда Бэрд задал вроде бы безобидный вопрос, поинтересовавшись, почему Хейл ушел из Princeton-Newport. Замешкавшись на какое-то мгновение, Хейл сказал то, что Бэрд знал и без него: «Я не ушел. Меня уволили».

«Почему?» – спросил Бэрд, инстинктивно ухватившись за внезапную откровенность. При всем своем многолетнем стаже он оказался не готов к тому, что услышал в ответ.

«Я не смог смириться со всеми теми преступлениями, которые там совершались», – сказал Хейл.

Бэрд с трудом сдерживал возбуждение, нараставшее по мере того, как Хейл рассказывал о правонарушениях в princeton-Newport. Услышанное превзошло все ожидания обвинителей. Было ясно не только то, что прокуратура сможет теперь возбудить дело против Princeton-Newport и ее руководства: согласно показаниям Хейла, главным соучастником фирмы в преступном сговоре являлся офис Drexel в Беверли-Хиллз. Неприметная компания в Нью-Джерси стала вдруг тем самым недостающим звеном, без которого следователи отдела мошенничеств не могли связать воедино два своих крупнейших дела.